Заснул Иван Петрович под утро. Видит: из лесной чащи выбегает Олень с ветвистыми рогами. Сам статный, головка гордая. Остановился неподалеку, копытцем стук-стук.
— Пришел я к тебе, Иван-мастер, хоть ты и сделал пока только одни знаменитые часы, но таких ни один художник на всей земле пока не сделал. Большой тонкости работа. И за это оставил бы я тебе золотые рога, но настоящему мастеру не нужно золото. Мастеру нужна долгая жизнь, чтобы успеть показать все свои художества и научить других. Ты слышишь, Иван-мастер?
— Слышу, слышу, — спешит заверить Иван Петрович.
И вдруг исчезает Олень, а вместо него Ванюшка Шерстневский верхом на помеле. Сидит, шапкой машет, кричит что-то. Оторвался от земли и пошел кружить, а сам хохочет, голову запрокинул. «Леший этакий!»
Только глаза открыл Иван Петрович — наяву Шерстневский:
— Едва нашел тебя, учитель. Спрашиваю по улице: «Где великий мастер проживает, которого сама царица из Нижнего велела привезти?» — «Не знаем», — говорят. «Как так не знаете? Ивана Петровича Кулибина не знаете? Погодите, он вам такого понатворит». У сторожа в академии только и узнал, где старообрядец в длинно-полом кафтане проживает.
— А ты, Ванька, настоящий бес. И во сне я тебя на помеле видел.
— Эх, если бы, Петрович, ведьма какая помело мне свое на время уступила — весь свет бы облетал. До тех пор бери меня, Петрович, к себе в мастерские, верой-правдой служить буду.
Третьего января Иван Петрович вошел в мастерские начальством. И мастера и ученики встречали его поклонами. Может, кто и не хотел, чтобы мастерскими управлял заезжий, но внешне не выдавал себя. К тому же предшественником Кулибина был Рафаил Пачекко. Человек совершенно чужой и бестолковый. При нем механическими палатами руководил главным образом мастер Чижов. Чижову за малое жалованье суетня надоела, и он с большим удовольствием вручил Кулибину журнал с записью изготовляемых и ремонтируемых приборов и инструмента. В журнале оказались десятки наименований: часы солнечные с компасом, микроскоп нового манера, полуторафутовые грегорианские телескопы, шестидюймовый микроскоп, весы точные, глобус из красной меди…
В обед, когда Иван Петрович писал академическому начальству о том, что из заказанного уже сделано и что будет изготовлено в ближайшие дни, подошел Игнат:
— Извиняй, Петрович, хочу тебе сказать кое-что. Здесь у нас ухо востро надо держать. Обжулили тебя по неопытности. Они тебе 350 рубликов в год пожаловали, а работу за троих навалили, в то время, как Рафаилка ежегодно 500 рубликов получал — при дармовой квартире, отоплении и освещении. Да еще академия для него человека содержала в услужении. Вот и прикинь, Петрович, во что обходился академии этот Пачекко? А тебе еще за часами смотреть. Мастер Томус эту работу за сто пятьдесят рубликов справлял. Ну и главная твоя работа за мастера Чижова! Так что крепко тебя нагрели, Петрович. Квартиру дали, а о дровах даже не заикнулись. Хотя матушка-зима вон как берет до нутра.
