Когда эскадра поплыла вниз, прошел слух, будто матушка-государыня идет войной на Персию. Говорили, что она надела доспехи Петра Великого и взяла себе чин фельдмаршала.
— Ох, мать честная, — переговаривались мужики, — кабы беды не нажить.
В кабаках стало многолюднее, а на дорогах — больше баловства.
Зеленая галера с вызолоченным морским богом Посейдоном блистала роскошью, без которой уже не могла жить бывшая бедная принцесса София-Федерика-Августа Ангальт-Цербстская. На судне с немецкой точностью выполнялся распорядок дня. Екатерина готовила речи к народу.
В городах ее принимали пышно. С колоколен гремел праздничный благовест, городская знать встречала хлебом-солью. В свою очередь, Екатерина щедро одаряла встречавших. «Лучше семерых наградить, чем одного наказать», — философствовала она в ту пору.
20 мая эскадра стала на рейде под стенами Нижегородского кремля. Набережная пестрела народом. Говорили, что царица повелела заготовить дюжину бочек вина и что-де в самый разгар торжества эти бочки выкатят на площадь и начнется пир горой. Другие говорили, что Екатерина решила сделать из медных монет дождь над городом, утверждали, что мешки с медяками уже втащены на кремлевскую стену и там установлено кресло для государыни. Толпа растерялась: одни стерегли места под кремлевской стеной, другие высыпали на набережную.
Едва суда бросили якоря, на всех колокольнях города грянул благовест, крепость приветствовала царицу залпами орудий. Но вскоре оказалось, что весь этот гром преждевременен. От флагманской галеры отчалила лодка и быстро понеслась к берегу. В ней был граф Владимир Орлов, который требовал прекратить пальбу и колокольный звон, поскольку матушка изволит почивать. Губернатор Аршеневский не находил себе места. Он то пытался объяснить что-то графу Орлову, то давал распоряжения купцам и духовенству, которые чинно держали на полотенцах караваи с расписными солонками, то просил податься назад толпу.
Скоро на флагманской галере подняли флаг.
— У-у-у-р-р-а-а-а! — закричал городовой Пантелькин.
К толпе подбежал, тяжело дыша, купец Микулин, схватил за руку Хурхома.
— Скорее в лодку. Матушка-государыня на берег хотят пожаловать.
С Хурхома стащили худую рубаху и натянули новую из кумача. Он и опомниться не успел, как оказался в лодке с высоким бархатным креслом. Придерживаясь за его спинку, губернатор попросил:
— Подналягте, ребятушки!
Весла нырнули в воду, и лодка оторвалась от берега.
