Пациентка оказалась весьма изысканная — в чем-то голубом и текучем, в волнистой широкополой шляпе, с благородной потасканностью в лице, с которого загадочно мерцали антрацитовые глаза, подведенные аж за виски — куда там Нефертити. Алый порочный рот был изогнут, как лук с очень глубоким перехватом.
Делая вид, что сражен ее красотой, он, не сводя с нее как бы ошеломленных глаз, медленно взял ее за руку и еще более медленно поднес ее к губам. И в кольцах узкая рука, сказал бы Лаэрт, хотя рука оказалась совсем не узкая, а неожиданно костлявая, со вздувшимися трудовыми жилами.
— Садитесь, пожалуйста, — он указал на кресло, как бы по-прежнему не в силах оторвать от нее глаз. — Слушаю вас.
Голос у нее оказался низкий, хрипловатый, зовущий.
— Я мужчина, — со скромным торжеством сказала дама. — Меня зовут Семен.
Уголки алого лука приподнялись в сдержанной улыбке.
Ему захотелось немедленно вымыть губы с мылом, но — клятва Гиппократа есть клятва Гиппократа. И какой же он борец с нормами, если не может с юмором отнестись к такому пустяку! Заземлиться, немедленно заземлиться.
— Вы гомосексуалист? — словно чем-то совершенно обыденным, поинтересовался он, и Семен ответила тоже очень обыденно:
— Нет, просто мне нравится переодеваться женщиной. Полностью, до нижнего белья. Смотреться в зеркало, гулять… Я особенно люблю, когда меня принимают за женщину, обращаются: дама… Я работаю охранником в супермаркете, так я как-то отпросился у напарника на полчасика, в туалете переоделся в женское платье и прошел мимо него, а он не узнал и еще даже дверь мне открыл. Это был такой кайф!..
Подведенные траурные глаза заволокло дымкой наслаждения.
— И… И это все? Больше вам ничего не требуется? Для счастья, так сказать?
— Нет, больше ничего.
— А какие у вас отношения с противоположным полом?
— Никаких отношений.
— А со своим? Полом, я хочу сказать.
— Я понял. Никаких. В смысле отношений.
— А желание есть? В смысле отношений.
— И желания нет. Мне нравится, когда за мной начинают ухаживать, куда-то приглашать, просить телефон, а я начинаю темнить — и приманивать, и увиливать, вроде и пообещать, и не пообещать… Это для меня самый большой кайф.
— И что, другого кайфа вам не требуется?
— Нет, не требуется.
— И как давно это у вас?
— Сколько помню, всегда.
— Но вы как-то страдаете от своей этой…м-м-м, необычности?
— Нет, не страдаю.
— И вы не хотели бы как-то измениться? Ну, в привычную сторону? В обыкновенную?
— Нет, мне и так хорошо.
