Заземление | страница 48



Почему ты не восхищаешься моей памятью, все восхищаются! Ну, книгу тут же перевели на все романские языки, протестантская Европа папаней почему-то пренебрегла. Он тогда мне и посоветовал специализироваться на немецком, а не на английском языке: английский — это язык новых хозяев, его вся обслуга скоро будет знать. Зато одно французское издательство устроило нам турне по Нормандии с заездом в Рим, где отцу тоже устроили пять вечеров. Отец оформил меня как своего секретаря-переводчика: я по-французски совершенно мог изъясняться и писал. Народ ломился, ибо реклама подавала папаню как случайно уцелевшего новомученика. На вопросы об ужасах Гулага он отвечал цитатами из своей книги, а рубцы от кандалов скромно прятал под манжетами. А что он действительно думает, выкладывал только в отеле — я таких номеров прежде и не видывал: на наш век дураков хватит. Однажды мы даже остановились ради понта в графском особняке, спали в альковах, а утром яйца в смятку нам подавал сам хозяин в серебряных рюмочках…

Это такой был батин реванш: он мне демонстрировал, что умные люди всегда возьмут верх над теми, кто воображает себя хозяевами.

Буржуазный Париж меня не поразил — да, офигеть, сколько для всех этих роскошеств понадобилось скульпторов, камнерезов, мозаичистов, мастеров художественной ковки и литья и сколько требовалось бабок, чтобы их всех содержать… Мне сразу и бесповоротно открылось, какая мы бедная страна. Но и у них во всех роскошествах нигде не сверкнуло ни одной искры Божией, ни одной новой формы — только тиражирование да раззолачивание давным-давно открытого.

А вот норманнские замки — это была сила. Камень, башни, рвы, зубцы — хоть сейчас снимать «Айвенго». Варварская сила, храбрость до сих пор впечатляют сильнее, чем восемь нулей на счету, в прагматической Америке и снимают фильмы про гангстеров, а не про банкиров. А уже если затешется банкиришко, так обязательно безбашенный.

Но что меня поразило до глубины моей души, созданной для счастья, как птица для полета, но так почему-то и не взлетевшей, — в каком-нибудь городишке, имени которого никто у нас и не слыхал, возносится такой готический соборище, что обомлеешь. Весь в вимпергах, фиалах, статуях, контрфорсах, аркбутанах — как будто камень ожил, расцвел и заплелся. А высотища!.. И как подумаешь, что все это придумывали и возводили люди без высшего образования, не изучавшие историю искусства, а ее творившие… И творившие явно не для себя, потому что возводили эти соборы веками, никто до завершения не надеялся и дожить. Внутри это тоже были целые города. Стройнейшие витражные окна уносятся в такую вышину, что захватывает дух, ты уже переполнен красотой, а она все льется и льется уже через край, и уже хочется воззвать: зачем же вы так старались, хватило бы и десятой части!.. Да и людей не хватит, чтобы заполнить эту каменную вселенную…