В прихожей Сима прижалась к нему с полузабытой нежностью:
— СПАСИБО, СПАСИБО, СПАСИБО, СПАСИБО! Спасибо, что ты все это вытерпел, я знаю, каково это для тебя с твоей рациональностью! Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо!
Ее нежность была явно неподдельной, но экзальтация показалась ему чрезмерной. Проклятый духовный мир своих рабов так легко не возвращает…
Он поспешил заземлить ее:
— Ты знаешь, я кастрюльку сжег. Ту, похожую на божью коровку…
— Сожги хоть весь дом! Это я виновата, заставляю великого человека заниматься кастрюльками. Мне так тебя жалко, дай я тебя поцелую!
Но поверил своему счастью он только в постели. От переживаний его богатырь служить наотрез отказался, однако ему ничего такого и не требовалось, ему хотелось только чувствовать, что Сима снова принадлежит ему и ничто их больше не разделяет, даже одежда. Вот оно, райское блаженство: миновавший ужас. Не будет ужаса, не будет и рая, другой ценой его не купить.
Но самое большое наслаждение — чувствовать, что ничто больше не разделяет ваши чувства, что можно признаться во всем, и к тебе снизойдут, и ты тоже снизойдешь ко всему, потому что вы оба всего только люди и, значит, не нужно претендовать на что-то неземное, а нужно лишь беречь друг друга и помнить, что ничего дороже друг друга у вас нет и никогда не будет. Да и друг другу вы даны совсем ненадолго.
— Мне кажется, я никогда не видел, как ты крестишься…
— В гостях нужно соблюдать обычаи хозяев, — Сима мурлыкала нежно, но вполне разумно.
— Конечно, конечно, я уважаю чувства верующих. Если бы еще и они мои уважали…
— А что, у тебя реально есть чувства, которые они могут оскорбить? — когда она обращается с ним, словно нежная мама с задиристым сынишкой, у него сразу вся злость проходит.
— М-м… Мне не нравится, когда меня считают дураком. Будто им что-то такое доступно, а мне недоступно.
— Так ты считай дураками их, и будете квиты. Да ты же и считаешь. Или жуликами. Но в глаза оскорблять никого не надо. Да ты же и не оскорбляешь. Ты же добрый.
Она взяла его руку и принялась покрывать ее легкими почмокивающими поцелуями от кисти до локтя.
— Мы когда-то держали теленка, он тоже очень аппетитно причмокивал, когда пил.
— Я твой теленочек. Му-у…
— Можно тебя спросить: ты правда хоть сколько-нибудь веришь в Бога?
— В наше время, я думаю, никто не верит так, как раньше. Только стараются. Это называется — борются за веру. Но тех, кто совсем-совсем не верит, я думаю, тоже довольно мало. Большинство рассчитывает на какое-то «авось» — авось, не все так ужасно, как кажется, авось, еще что-то поможет… За это «авось» и идет борьба. В это «авось» я и верю: авось, как-нибудь обойдется, авось, мы с тобой после смерти будем вместе… Авось, встретим там папочку, и ты уже не будешь на него сердиться…
