— Минья, ты хочешь, чтобы твой отец жил?
Королева, сидевшая у кровати, вздрогнула, но Шане пришлось ещё раз повторить вопрос, прежде чем Сантинали поняла, что её вообще о чём-то спрашивают. Отец продолжал говорить. Похоже, он голоса ша не слышал, в отличие от матери. Всё казалось отстранённым, словно колдунья повисла в каком-то огромном пузыре, заглушающим цвета и звуки.
— Хочу.
— Что ты сказала, милая? — прервался король.
— Нет-нет, папа, ничего. Продолжай, пожалуйста.
Ша едва заметно кивнула и незаметным движением выудила из своего кошелька камешек речной гальки. Что она собралась делать? Низар зашуршал какими-то документами, видимо относящимися к тому, о чём отец говорил перед этим. Вернулась горничная с чайником, наполнила чашки. Осторожно поднесла одну королю, потом королеве. Секретарь тем временем подал бумаги Сантинали. На самом верху лежал пакт о передаче южных земель во владение младшей королевны О'Рилиэль.
— …нужно поднимать, — пробился сквозь туман до колдуньи голос отца. — Ты — самый сильный и опытный колдун из тех, кому я могу доверять до такой степени.
Её что, опять отправляют из столицы? В этот раз на юг? В Стрейху? Воеводство, уничтоженное Леборойской порчей? Точнее, судя по бумагам, даже не отправляют в роли воеводы, а даруют эти земли в безраздельное владение. Отец решил разделить своё королевство между детьми? Но зачем?! Причём Стрейха без помощи метрополии точно сейчас не выживет. В этот момент горничная подала чашку Шане. И тут случилось неожиданное: ша подняла взгляд от пола и пристально посмотрела горничной в глаза. Дальнейшие события были настолько быстры, что до Сантинали осознание происходящего доходило со значительным запозданием. Горничная не лишилась чувств, не поседела и не выбежала с воплями ужаса из комнаты. Вместо этого она вдруг издала странный визжаще-шипящий звук, которого колдунья никогда не слышала раньше, но точно не предвещающий ничего хорошего. Черты горничной вдруг изменились — рот открылся от уха до уха, полный мелких острых зубов, глаза стали узкими треугольниками, такими высокими, что странным образом заканчивались выше головы, а лоб пропал вовсе. Её тело перестало быть человеческим, странное, ломанное, гротескное, серого цвета, будто сплетённое из тумана и грязи, но при этом всё ещё одетое, как положено горничной.
И одновременно с этим Шана произнесла слово.
И время остановилось. Точно так же, как тогда в замке, когда они ловили своих первых контрабандистов. Тогда Сантинали решила, что ей всё же показалось. Но замешкавшийся в странной позе Низар, замерший на подушках отец… только тварь не стояла на месте. Со всё тем же странным звуком она метнулась к королю, но неуловимое движение ша, и её отбросило к чайному столику. Тварь прыгнула ещё раз, но завизжала на грани слышимости, пришпиленная к стене копьём: клубящимся, с искорками вспыхивающих молний, без наконечника и древка — словно кто-то взял грозовую тучу и превратил в оружие. Там, где копьё пронзало тварь, во все стороны били маленькие серебристые молнии ровно такого же цвета как узоры, которые ша плела вокруг дома Сантинали всего лишь вчера. Горничная начала оплывать, визг сменился хрипом и бульканьем. Ещё несколько мгновений, и на пол упала только пустая одежда. Шана выдергнула чудесное копьё из стены — к удивлению Сантинали на драпировке не осталось и следа. Оружие беззвучно растворилось вновь превратившись в маленький гладкий камешек в руке колдуна. Да, с такой галькой меч действительно не нужен. Ша брезгливо толкнула тряпки ногой словно размышляя, что с ними делать. Но последнее, что ожидала услышать Сантинали в этом замершем царстве тишины, так это голос матери:
