Достоверность сообщаемых им интересных сведений обеспечивала ему аудиторию повсеместно
и делала его беседы нескончаемыми. Он зачитывался «Ответами на вопросы читателей», часами потел над кроссвордами, знал наизусть отдел «Почему мы так говорим?» и вырезал из газеты «Заметки натуралиста».
Он был переполнен удивительными фактами и сведениями, всегда пребывал в готовности поделиться ими и неизменно стремился пополнять свой драгоценный запас.
Легко представить себе восторг Гребешкова, когда сама судьба в лице неосторожного маляра, капнувшего краской на пиджак академика, привела сюда, в комбинат, того самого Константинова, портрет которого Семен Семенович бережно вырезал из «Огонька», а статью выучил почти наизусть.
И сейчас Гребешков, совершая очень распространённую ошибку, занимал академика разговорами о его работе. Он задавал ему пространные вопросы, в которых пересказывал Константинову его же статью.
Академик вежливо кивал и кратко, но терпеливо отвечал на вопросы. Видно было, что он уже привык к всеобщему интересу, который повсеместно проявляется к его работе. Заметно было и то, что ему, вероятно, порядком надоело удовлетворять любознательность каждого случайного знакомого. Но — ничего не поделаешь! — сфера его деятельности интересовала всех без исключения.
— Вот у вас было сказано, что сто пятьдесят лет жизни, — горячо говорил Семен Семенович, — это не фантастический предел человеческого долголетия, а лишь естественная норма. Так?
— Совершенно справедливо. Норма, предусмотренная самой природой.
— А откуда вы это знаете, профессор?
— Не я знаю, наука знает... — улыбнулся Константинов. — Причём знает давно... Согласно расчётам Бюффона, продолжительность жизни животных в шесть-семь раз больше того отрезка времени, в течение которого происходит рост организма...
— А сколько лет растёт человек? — спросил Гребешков.
— Развитие человеческого организма заканчивается к двадцати пяти годам. Значит, человек должен жить...
—Полтораста лет! — Гребешков восторженно всплеснул голубыми нарукавничками. — Действительно, полтораста — это минимум!.. А мы, значит, сейчас живём в два, а то и в три раза меньше, чем полагается! Это никуда не годится, профессор... Наука не имеет никакого права мириться с таким положением!.. В три раза!
— Совершенно с вами согласен... Простите, не знаю, как вас по имени-отчеству...
— Семен Семенович, — потупившись, подсказал Гребешков.
—Мы, Семен Семенович, и не собираемся мириться, — с улыбкой заверил академик. — Мы постараемся не только вернуть человеку его законные полтораста лет, но ещё и продлим ему жизнь лет этак до двухсот, а может быть, и до трехсот!
