а он приносил чужое тепло
и швырял его, словно рюкзак,
на хрупкую льдину, и кожа ее
превращалась в грубый наждак
и тонкая трещина в нить толщиной
в любимом ее январе…
а он наслаждался весенним теплом
и думал о летней жаре
а он говорил: иди сюда, мать,
и встань на моей стороне!
и, пытаясь ее рассмешить, он играл
на трещине, как на струне
но она слишком долго лелеяла гнев —
в клетке лжи томившийся зверь —
и она выходила из комнаты вон,
захлопнув с грохотом дверь
от стука дверей росла полынья
и падала прочность льда
и ждавшая долго свободы и дня,
на свет появилась вода
и дом их распался, и их понесло —
чем далее, тем быстрей
и даже отец, который молчал,
оказался на льдине своей
и мать кричала отчаяньем рук,
проклиная течение вод:
ты ослушался, сын! впереди водопад!
ты слышишь, как он ревет
а он, улыбаясь, пел ей в ответ:
посмотри, как красив водопад!
он один для нас с тобой и для всех,
и никто в том не виноват
у них был паркет, зеркальный, как лед,
густой, как смола сосны
и младший в семье строил замки на нем,
поджидая прихода весны
и весна пришла и с большой высоты
сбросила хрупкость их тел…
но кто-то падал, а кто-то летел
кто-то падал, а кто-то летел
1986
