— Одну минуту. На сенатора Миру действительно напали?
— С фрикадельками, — добавила Ева, — и бокалом хорошего вина.
— Звучит восхитительно, — вторил ей Рорк. — У камина? В такую ночь приятно посидеть у огня.
— Лейтенант Даллас!
Ева оглянулась через плечо.
— Вы ко мне обращаетесь?
— Сенатор Мира ранен?
— Слушайте, Хэнк, я здесь, чтобы поговорить с Мэнди Мирой. Либо она нас впускает, либо нет. Хватит тратить мое время.
— Подождите, пожалуйста. Одну минуту.
— У вас ровно шестьдесят секунд. Время пошло.
Ева демонстративно взглянула на часы, а Хэнк приоткрыл дверь и скользнул внутрь.
Она глубоко вздохнула:
— И почему люди так не любят копов?
— Понятия не имею. Теперь мне и правда хочется спагетти.
— Потерпи, будут тебе спагетти.
Хэнк появился, когда секундная стрелка дошла до тридцати.
— Входите, пожалуйста. Миссис Мира сейчас подойдет.
— Отлично. У нее примерно двадцать пять секунд.
— Лейтенант… — начал он и тут же замолчал, заслышав быстрый перестук каблуков.
Мэнди Мира оказалась высокой эффектной женщиной с идеальной фигурой и гривой золотых волос, которые, к удивлению Евы, с одной стороны доходили до уха, а с другой закручивались у самого подбородка. Холодные голубые глаза под темными бровями выражали одновременно раздражение и скуку.
— Как это понимать? Я не привыкла, чтобы ко мне на порог заявлялась полиция. Меня не устраивает, что вы сочинили какую-то дикую историю о нападении на моего мужа и обманом проникли в мой дом.
— Миссис Мира, вы говорили с мужем в течение последних нескольких часов?
— Это вас не касается.
— В таком случае извините, что напрасно проникли к вам в дом.
Ева сделала движение уйти.
— Я хочу знать, что это значит!
— Это значит, что мы расследуем нападение на Эдварда Миру, а также его последующее исчезновение.
— Полный бред!
— Тогда позвоните ему прямо сейчас, и мы немедленно уйдем, принеся искренние извинения за причиненное беспокойство.
— Хэнк! — Мэнди щелкнула пальцами. — Позвоните сенатору Мире.
— Мэм, уже звонил — по всем номерам. Не берет трубку.
— Дайте сюда!
Она выхватила у охранника телефон и удалилась, стуча неимоверно высокими каблуками небесно-голубых туфель.
— М-да, не хотела бы я на нее работать.
Ева сунула руки в карманы и принялась осматривать комнату. Много холодных голубых тонов — под цвет глаз Мэнди Миры, догадалась она. Все элегантное, гладкое, блестящее. Хорошо, что им не предложили присесть: после таких стульев вся задница, поди, будет в синяках. На белом глянцевом фортепиано стоял еще один огромный букет белых роз. Белые портьеры обрамляли стеклянную стену с видом на террасу. Когда Ева дошла до незажженного камина и висящего над ним портрета сенатора с супругой, до нее долетел гневный голос Мэнди.
