Имеется, однако, и ряд интересных тенденций. Рост журнала The Wine Spectator, где журналисты обязаны следовать строгому правилу: избегать конфликта интересов, привел к развитию более качественной и профессиональной журналистики. Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что этот яркий журнал выходит дважды в месяц. Хороший пример для винодельческой промышленности, которая часто оказывается в осаде антиалкогольных экстремистов. Наконец, к чести The Wine Spectator, нужно отметить, что большинство их репортажей о дегустациях имеют одного-двух авторов, а не составляются анонимной, засекреченной комиссией. Я уже выразил свое критическое отношение к журналам о вине и дегустациям, где оценки являются результатом коллективного голосования комиссии.
Учитывая жизнеспособность лучших изданий о винах, существующих в нашей стране, вряд ли авторы, пишущие о вине, когда-нибудь утратят свое влияние. Тысячи и тысячи вин, появляющиеся на рынке, многие из которых отличаются завышенной ценой и посредственностью, требуют оценки критиками с учетом интересов покупателей. Но лишь тогда, когда журналисты, пишущие о винах, достигнут более высокого профессионального уровня и накопят опыт, когда навсегда будет оставлен неэффективный принцип: оценивать только кислотность и структуру вина, когда большая часть пишущей о винах англоязычной прессы начнет понимать и придерживаться основных правил конфликта интересов, лишь тогда, когда мы все поймем, что вино — это просто напиток, приносящий радость, к употреблению которого следует относиться серьезно и при этом не принимать этот напиток всерьез, — тогда, и только тогда улучшатся и качество работы журналистов,
и сами вина, которые мы пьем. Станет ли это реальностью, или нам придется вспомнить слова Марселя Пруста: «Мы не сможем заставить вещи измениться в соответствии с нашим желанием, но мы можем постепенно изменить наше желание. И хотя мы не смогли преодолеть препятствие, которое мы так жаждали преодолеть, жизнь сама подвела нас к нему и провела через него, и теперь, оглядываясь на пройденный путь, мы едва может разглядеть его, таким незначительным оно стало».
Я нисколько не сомневаюсь в том, что подавляющее большинство редких и тонких вин, продаваемых сегодня через розничную торговлю или на многочисленных винных аукционах, являются подлинными винами. Однако факты, накопившиеся за последние полгода, свидетельствуют, что, пока эта скрытая болезнь не переросла в эпидемию, следует расставить в этой области кое-какие «предупреждающие флажки». Предусмотрительные покупатели, виноторговцы и аукционные компании с солидной репутацией, специализирующиеся на лучших урожаях, тратят огромные силы на то, чтобы определить подлинность бутылок с вином, которые могут стоить тысячи долларов. Ведущие аукционные дома, осознающие, что фальшивок становится все больше, прилагают огромные усилия для определения подлинности каждого из вин, которые они продают. Несмотря на это, опытные фальсификаторы способны с легкостью воспроизвести бутылку (лучшие шато Бордо используют обыкновенные стеклянные бутылки, самые дешевые и распространенные в мире), этикетку, пробку и капсулу, обманув даже самого проницательного покупателя. Только вдумайтесь: возможно, высококачественные, редкие вина, производимые в ограниченном количестве, — это единственный драгоценный товар в мире, который не имеет гарантии подлинности, кроме пробки и этикетки, которую сегодня с легкостью можно воспроизвести, воспользовавшись обыкновенным сканнером.
