К счастью, сегодня ситуация несколько изменилась к лучшему, по сравнению с тем, что было десять лет назад: некоторые владельцы ресторанов начали рассматривать вино как неотъемлемую часть обеда, а не просто как средство увеличения суммы заказа.
Коллекционеры против потребителей
Я не сразу и с неохотой признал, что многие из величайших винных сокровищ Франции — premiers crus Бордо, включая знаменитый сладкий нектар, изготавливаемый в Chateau d’Yquem, самые совершенные бургундские красные вина из Domaine de la Лотапёе-Сопп и практически все белые вина с маленького виноградника Монраше — сегодня фактически не пьются. Большинство из нас, те, кто покупает или выдерживает в погребе вина, делают это в расчете на то, что когда-нибудь вино из всех наших чудесных бутылок будет литься струей и плескаться в бокалах, и мы вместе с друзьями будем потягивать его маленькими глоточками или пить большими жадными глотками. Это, несомненно, одна из тех радостей, которые может принести вино, и те, кто разделяет эту радость, — истинные любители вина. Однако, существуют и другие типы коллекционеров вин: коллекционер-инвестор, коллекционер-«плевальщик» (так поступают профессиональные дегустаторы) и даже непьющий коллекционер.
Несколько лет назад на меня обрушился поток телефонных звонков от человека, который хотел пригласить меня отобедать с ним и посетить его личный погреб. Несколько месяцев я отказывался, но потом сдался. Этот человек, очень известный бизнесмен, построил внушительный погреб под своим обширным домом. Погреб был огромным и поддерживался в безупречном состоянии с помощью новейших приборов для контроля температуры и влажности. Я подозреваю, что там хранилось более 10 000 бутылок. Здесь были ящики таких благородных вин, как Рёtrus, Lafite-Rothschild, Mouton-Rothschild, а также редкие урожаи великих красных бургундских, таких как Romanee-Conti и La Tache, и, к моему изумлению, также сотни ящиков 10- и 15-летних Beaujolais, Pouilly-Fuissl, Dolcetto и калифорнийских шардоне — вин, которые следовало выпить в первые 4–5 лет после сбора винограда. Я дипломатично предложил ему провести инвентаризацию погреба, поскольку некоторые из здешних вин требовали немедленного употребления.
Примерно тогда, когда я заметил пятый или шестой ящик того, что, несомненно, было 10-летним уксусом из Beaujolais, я начал сомневаться в искренности увлечения вином моего хозяина. Эти смутные сомнения (я тогда был куда наивнее, чем сейчас) усилились за обедом. Когда мы вошли в огромное помещение, совмещавшее в себе кухню и столовую, он гордо объявил, что ни он, ни его жена вообще-то вино не пьют, а затем спросил, что я предпочту: стакан минеральной воды, чай со льдом или, если угодно, бутылку вина. По дороге домой в тот вечер я искренне сожалел, что не выбрал минеральную воду, ибо мой хозяин принес бутылку вина, которое, по мнению одного из его друзей, следовало выпить немедленно. Это было коричневое, чрезвычайно отвратительное, дряхлое бордо 1969 года — года, возможно, самого худшего урожая за последние 35 лет. Более того, это было шато, слывшее в знаменитой коммуне Пойяк аутсайдером. Выбранное им вино не стоит покупать даже в год хорошего урожая, не говоря уж о плохом. Никогда не забуду, как мой хозяин открыл бутылку и сказал: «Да, Боб, у этого вина прекрасный запах».
