— Я слышал, он старовер? — шепнул Павел Ирине. — Странно, что готов помогать нам сражаться, так сказать, с огнем. Они же все самосожженцы, им огненная смерть — милое дело!
— Не всем, — тихонько ответила Ирина. — Гари устраивали филипповцы, а бегуны — никогда. Они при жизни новое крещение получали, а сожжения осуждали — как и большинство старообрядцев, между прочим. Просто это уже стало расхожим штампом: как заговорят о раскольниках, так гари вспоминают.
— Гари и скопцов, — кивнул Павел. — Эти, как их, белые голуби, в здешних местах вроде бы селились?
— Они больше на Керженце… — начала было Ирина и вздрогнула, когда медлительный, чуть надтреснутый голос перебил ее:
— Самоискажение облика Божьего — это для малых душою. Что за победа над врагом, когда он умерщвлен? Невелика доблесть бороться с врагом зарезанным — ты поборись с живым.
— Дельный совет, — сухо сказал Павел и отошел к сараю, из которого Виталя под руководством гомонящей стайки старух уже тащил плуг… вообще говоря, то самое рало, облик которого навеки запечатлен в иллюстрациях к русским былинам. Именно таким ралом мирно орал свое поле Микула Селянинович, когда к нему подъехал со своей дружинушкой храброй высокомерный Вольга Святославич и начал выяснять, кто по жизни круче, пахарь или воин.
Выяснилось, что могучий джип более охотно готов примерять свою скорость к скорости пахаря, чем проворный «Мерседес». Сергей сел за руль. Пахарем вызвалась быть дородная и сильная баба Вера, поскольку у прочих плуг так и выворачивался из рук. Этим прочим, а также старухам были розданы лопаты и тяпки, а потом Петр повел свою разношерстную команду расширять «минерализованную полосу», начатую медленно ползущим железным конем. Тут же невесомо бродил и дед Никифор, и сначала Ирина не могла толком приняться за работу, потому что словно бы непрестанно чувствовала на себе его взгляд.
Поднимет голову, отмахнет со вспотевшего лба непослушную прядь — дед смотрит в другую сторону. Только начнет копать — эти глаза снова сверлят ее, и чудится, будто видит старик не просто взопревшую красотку с безукоризненной, несмотря на все передряги, прической, а ту, кого Ирина скрывала, тщательно скрывала даже от себя самой.
Вдобавок лопата вертелась в руках, как живая, то бестолково расшвыривая сухую землю, то скользя по траве, но никак не желая легко и просто срезать верхний слой дерна. А у остальных, даже не говоря о Павле с Виталей, которые сразу вышли в число передовиков сельхозтруда, все получалось запросто. Маришкины загорелые локти так и мелькали где-то впереди, почти на подступах к стахановцам. Старушонки тоже играючи отворачивали пласты дерна, и только Ирина бестолково горбатилась на своем участке полосы, все чаще распрямляя ноющую спину и покачиваясь на каблуках, как былинка…
