И ближе всех оказалась рука боксерши.
* * *
— Иришка, — простонал Виталя, — жалко Змея! Он мне стал как братан. Сколько лет вместе на одного бугра пахали! А как он стрелял! После него контрольного выстрела не требовалось.
Ирина подумала, что эта эпитафия не хуже прочих, и сочувственно погладила Виталю по плечу.
— Я только не понял, зачем ты вернулся? — ревниво блеснул глазами Павел. — Драпал бы до станции.
— У вас все же машины есть, — признался Виталя. — Может, еще прорвемся!
— Есть, да не про твою честь, — буркнул Петр. — Еще одну тебе дать, чтоб ты и ее рассадил об дерево, как мой «УАЗ»? Спасибо за него, кстати. Большое человеческое спасибо!
— Да ладно тебе, брателла, — искательно поглядел на него Виталя. — Это ж не я был за рулем, а Змей. И я так тебе скажу: «УАЗ» твой был чисто старье, не разовьешь на нем хорошей скорости. Пора новый заводить, теперь на таких уже никто не ездит.
— Теперь-то уж точно заведу, с вашей помощью, — проворчал Петр. — Кстати, хочу сразу отбить у тебя охоту угнать другую машину. Не исключено, что мы окружены огнем. Обратной дороги нет, как в кино! Будем деревню окапывать.
— А если через болото рванем?! — с надеждой спросил Виталя. — Через него огонь факт не пройдет.
— Огонь-то не пройдет, — послышался надтреснутый голос. — Но ведь и ты не лапчатый гусь — не переплывешь, не перепелица — не перелетишь!
Все разом обернулись, ощутив одно и то же: будто в этот жаркий, угарный день вдруг повеяло стужей.
Ирина покачнулась, и Павел с Виталей подхватили ее с обеих сторон.
Да уж, было от чего покачнуться! Встреться она один на один с этим стариком, неведомо откуда взявшимся посреди деревенской улицы, — наверное, с криком бросилась бы прочь, словно увидела выходца из могилы.
Волосы его, расчесанные на прямой пробор и спускавшиеся чуть ли не до плеч, давно уже утратили серебристый оттенок седины и стали просто белыми, как бумага. Такими же были и кустистые брови, и борода, доходившая старику до середины груди. Лицо казалось выточенным из слоновой кости — таким бледным оно было, так туго обтянуло кожей черты. Белую рубаху навыпуск и просторные холщовые портки Ирина видела только на картинах девятнадцатого века. Он был высок ростом и невероятно худ, однако держался очень прямо, словно груз прожитых лет не давил на плечи, не гнул спину.
— Здравствуйте, дедушка Никифор Иваныч, — пропищала Маришка, на миг превратившись в маленькую испуганную девочку. — Вот… мы тут…
