— Ничего себе, воробью по колено… — пробурчала Ирина, расстегивая орудия пытки, которые носила на ногах, и неприязненно наблюдая, как вода все ближе подбирается к роскошным Маришкиным бедрам, туго обтянутым голубыми трусиками.
— Так ведь это смотря какому воробью… — пробормотал Сергей, чей восхищенный взгляд был устремлен в том же направлении.
Петр тоже стоял как заколдованный, и только Павел остался равнодушен в изобилию Маришкиных выпуклостей и вогнутостей: он подвернул повыше штанины шортов и улыбнулся Ирине:
— А нам практически и раздеваться не нужно, правда?
Ирина кивнула и подала ему руку, отворачиваясь от Сергея и Петра, которые меланхолично снимали штаны, не отводя взоров от удаляющейся Маришкиной спины, перечеркнутой лямками кружевного (и очень дорогого, судя по виду!) бюстгальтера. Кто бы мог подумать, что у этой пейзанки окажутся такие изысканные потребности, с отвращением подумала Ирина.
Наконец речку перешли.
Пока мужчины натягивали брюки, Ирина улучила момент забежать за куст и переодеться: платье совершенно высохло.
Продрогший Петр обрадовался возвращению рубашки и расплылся в улыбке, надевая ее:
— Тепленькая!
Маришкино лицо сразу вытянулось, а Ирина почувствовала, что в садизме, пожалуй, можно найти много привлекательного для чувствительной натуры.
И вот деревня. «Может, Виталя со Змеем предупредили старух и все уже ушли отсюда?» — мелькнуло в голове у Ирины, но тотчас она увидела козу, которая задумчиво жевала траву у самой околицы, и поняла, что деревня вряд ли опустела. Чтобы хозяйки стронулись с места без своей живности?!
Узенькой тропкой меж огородов выбежали на главную и единственную улочку.
— Баба Ксеня! — завопила Маришка, бросаясь к своему дому.
Петр огляделся и выцарапал из травы какую-то проржавевшую железяку вроде засова от ставня. Подскочил к рельсине, висевшей рядом с заколоченным домом, на котором еще можно было разглядеть обломки древней вывески «Сельпо», и принялся колотить по ней железякой. Ирина поняла, что для таких целей и висело здесь это примитивное било. Бог знает, конечно, когда в последний раз с его помощью подавали тревогу, однако звук набата не был забыт: из-за своего забора высунулась баба Ксеня, на улице показались еще четыре-пять старух. Одна была так же мала ростом, как баба Ксеня, а остальные уродились как на подбор: дородные, высокие, крепкие.
— Слышите, девчонки, чего Маришка говорит: пожар, дескать, идет, — сообщила баба Ксеня.
