— Доска струганая, — с отвращением оценила Маришка ее стать и возмущенно обратилась в Петру: — Занозиться не боишься?
— Мариша! — простонал он, плюнув, наконец, на борьбу за одеяло. Вскочил, стыдливо прикрывшись горстью, метнулся к плавкам, натянул их на себя и, мгновенно почувствовав себя уверенней, ринулся к Маришке.
— Не подходи! — яростно выставила она ладонь. — Потаскун! Охальник! Пошел вон! Чтоб духу твоего здесь не было! Видеть тебя не хочу, чтоб у тебя отсохло все навеки! Чтоб у тебя невстаниха учинилась!
Петр споткнулся на полушаге, замер. Ужас мелькнул на красивом, загорелом лице. Петр собрал свою разбросанную одежду, прижал к груди и шаткой походкой двинулся к двери.
— Ну уж нет! — глумливо подбоченилась Маришка, застыв на пороге. — Как пришел, так и уходи, козлище бродячий. В окошко влез — в окошко и вылезешь. Нечего бабку пугать!
Но, видимо, бабу Ксеню уже успели напугать: снизу неслись какие-то странные рыдающие звуки.
— Ну! — недобро прищурилась Маришка. — Лети турманом! И чтоб утром духу твоего в Осьмаках не было!
Петр скрипнул зубами, но больше на Маришку даже не взглянул: подошел к окну, на котором болталась сорванная марля, и бросился всем телом вниз, в темноту, словно в глубокую воду.
Ирина испуганно взвизгнула. Маришка метнулась к окну, и на миг могло показаться, что в ней проснулась человечность, что она решила проверить, не валяется ли Петр под окном с переломанными костями… Однако напрасно было ждать снисхождения от разъяренной воительницы: в окошко полетели забытые Петровы кроссовки и благое пожелание:
— Да чтоб тебе разлететься на все четыре стороны!
Вслед за этим Маришка напористо развернулась к Ирине, и та вжалась в скрипучие пружины своего греховного ложа.
— А ты… ты… Я за халатом пришла в свою же комнату, а тут…
— Да я не виновата! — взвизгнула Ирина. — Я спала, а он…
— Рассказывай! — уничтожающе хохотнула Маришка. — Эх, знала бы, какая ты, не стала бы тебя спасать! Мымра размалеванная! Думаешь, я не видела, как ты в машине голым задом по коленкам Петькиным елозила, как жалась к нему за столом? Не видишь разве — мужик пьяный в сиську, ему все равно, на кого вскочить!
Ирина робко пожала плечами. По ее мнению, Петр был вполне трезв, но возражать она не решилась — да и бесполезно было даже и пытаться прервать поток Маришкиного красноречия.
— Чего вытаращилась? Бесстыжие твои гляделки! Ох, испекла бы я тебе лепешечку во всю щеку, да боюсь, пришибу ненароком. Что, в городе хахалей мало осталось, сюда на промысел приехала? Мотай отсюда, немочь бледная!
