Послышался звук, словно упало что-то тяжелое.
Асипов испуганно обернулся. Капитан растерянно глядел на гражданку Старостину, которая в глубоком обмороке лежала на полу.
— Ничего удивительного, — сочувственно сказал Асипов. — Ей, бедняге, сегодня досталось!
Эх, знал бы он…
* * *
Ирина очень удивилась, почувствовав, что проснулась и таращится в полутьму. Что-то ведь разбудило… И это была не луна — ночное светило уже ушло из окна, оставив только бледный туманец за стеклом, как раз достаточный для того, чтобы различить очертания скудной мебелишки — и темную фигуру, застывшую как раз против окна.
Тело сковало страхом. Ирина только и могла, что лежать и беспомощно смотреть, как человек совершает какие-то странные, торопливые телодвижения. И вдруг до нее дошло, что незнакомец… поспешно раздевается!
— Ты здесь, моя сладкая? — выдохнул он едва слышно. — Ждешь?
И, мгновенным движением спустив с бедер плавки, он шагнул вперед и скользнул к Ирине в постель.
Она почувствовала тяжесть раскаленного мужского тела, сильные руки стиснули ей грудь — и от этого бесцеремонного, грубого прикосновения словно пробку вышибли из горла. Ирина взвизгнула, рванулась — и сразу почувствовала себя свободной. Человек отпрянул, отдернул руки, будто обжегся, навис над ней, всматриваясь в лицо.
Ирина, что-то бессвязно лепеча, тоже пыталась его рассмотреть, слишком испуганная, чтобы возмущаться… И вдруг ударило по глазам светом! Она инстинктивно закрыла лицо ладонями.
— А-ах! — громко вскрикнул кто-то неподалеку грудным голосом.
Ирина осторожно приоткрыла веки, но тут же с воплем вытаращила глаза.
Картина, открывшаяся ей, заслуживала того, чтобы смотреть на нее, не отрываясь. Рядом с Ириной на кровати мостился голый Петр, одной рукой прикрывавший лицо от яркого света, а другой тянувший край одеяла на свои нагие чресла. А в дверях стояла…
Боже ты мой! В дверях стояла Маришка и смотрела на кровать остановившимися глазами.
— Ма-ри-ша… — потрясенно пролепетал Петр, переводя взгляд с Ирины, которая тоже старалась прикрыть свою наготу, на ошеломленное лицо молодой хозяйки. — Ты… ты здесь? Ты… пришла? А я думал, ты уже…
— Думал, я уже сплю и никто тебе не помешает в моей постели с другой тискаться? — выдохнула Маришка. — Блудня! Блудня поганый!
Она закрыла лицо руками, сгорбилась, но тут же выпрямилась, пылая возмущением.
В это время между Ириной и Петром шла непрерывная, ожесточенная борьба за обладание одеялом, которое непонятным образом, может, со страху, вдруг уменьшилось в размерах, словно шагреневая кожа. Стоило Ирине натянуть его на себя, как обнажались мускулистые бедра Петра, а если одолевала грубая мужская сила, то все могли наблюдать, как дрожит от страха худое Иринино тело.
