— Ну, не вижу и что? — пока не понимала она, куда клонит Илья.
— Но ты догадываешься, что есть какой-то приборчик, который считывает магнитное поле человека и открывает перед ним двери в рабочие часы. Ночью можно ходить сколько угодно — двери не откроются. Но никто не удивляется и не задается вопросом о таком открытии дверей. У меня, теперь у нас, — поправился он, улыбнувшись, — действует тот же принцип. Но считывается не объемная информация, а биополе индивидуума. Я подхожу, ты подходишь к двери — она открывается. Иванов, Петров, Сидоров подходят — двери не открываются, у них биополе другое. Твои родители придут, мои приедут — приборы считают их параметры и тоже станут пускать без ключей. Все просто, Светик, как дважды два. Ни один чужой человек, не говоря уже о преступниках, к нам войти не сможет, ключи не подделает и отмычками не воспользуется — бесполезно.
— А если электричество отключат? — не сдавалась Светлана.
— Главное, чтобы день не отключили, — почему-то рассмеялся Илья, — там светодиоды стоят — днем энергию накапливают, ночью расходуют. Срок годности пожизненный, после смерти требуется замена.
— Ладно, — согласилась Светлана, — не стану спрашивать тебя о сроке жизни светодиода. Когда твои родители нас посетят, когда ты нас познакомишь?
— Твои работают и мои работают. Можно вечером, но я за день выматываюсь и хочется побыть с тобой. В выходные, полагаю, самое удобное время, приглашай на субботу своих, а я своих — будем знакомить родню между собой и с нами.
* * *
Зима так и не разыгралась большими морозами. В декабре температура доходила до минус тридцати одного градуса и, словно упираясь, ни разу не перескакивала эту границу. Тридцатка стояла уже две недели непрерывно, но синоптики обещали небольшое потепление к Новому Году.
Однако, Антон Иосифович Кораблев озаботился совершенно иными проблемами. Его совершенно не интересовала погода и предстоящее празднование Нового Года. Друзья и коллеги не понимали его — никаких проблем нет и чего волноваться заранее? Но Кораблев хорошо понимал, что когда проблемы возникнут, то волноваться уже будет поздно, как и сушить сухари. Замечательно развитая интуиция помогала ему всегда и не всегда на правопослушной почве. Еще в конце восьмидесятых годов он начал создавать группу из проверенных и надежных юнцов для совершения преступлений. Небольшая группа из боксеров, каратистов, борцов, у членов которой были свои конкретные основные функции. Кто-то отвечал за транспорт, кто-то за оружие и физическую расправу при необходимости… Но все-таки Кораблев сел на пять лет, в тюрьме получил кличку Швондер и по выходу в девяностых создал собственного ОПГ. С количеством кровавых преступлений рос авторитет, его короновали. Обладающий умом и «чуйкой», он один из первых начал легализовываться и сейчас уже мало кто вспоминал о его статус вора. В депутаты он, конечно, пройти не мог и не пытался, всегда ссылаясь на то, что необходимо заниматься делом, а не болтологией. Частенько спонсировал детские учреждения, широко освещая свои «благие» намерения в прессе. Народ верил ему больше, чем полиции, которую он блестяще «поимел» на телевидении. Швондер заявил публично: «Меня часто спрашивают или даже упрекают, что я не участвую в политической жизни области. В полиции, прокуратуре и следственном комитете считают, что я вор, не дружу с Законом и поэтому не могу занимать определенные посты. Я всегда считал и считаю, что необходимо заниматься конкретными делами, а не болтать попусту. Мои предприятия общепита кормят людей, гостиницы дают приют командировочным, я на свои личные сбережения построил детский садик, который посещают малыши близлежащих домов. Может быть кто-то из полицейских кормит людей, дает приют и строит детские садики? Они кормят ложью, приют дают тюремный и строят лишь козни. Если я вор, то почему я не в тюрьме? Или я проплатил свою свободу тем же полицейским? Вы уж определитесь господа полицейские со своим статусом — или вы оборотни-взяточники, или обыкновенные брехуны, у которых на меня ничего нет»?
