На своей мягкой «перине» он высыпался достаточно хорошо и уже не вставал рано, боясь не успеть построить дом к холодам. Позавтракав, двинулся в орешник, намереваясь за две ходки принести все. Кедровые орешки станут отвлекать его от дум в зимнее время. Илья шел ходко и чуть не налетел прямо на медведя, который лакомился его добытым орехом. «Сволочь, — прошипел Илья, — куль-то зачем порвал, мог бы и так все на землю вывалить». Медведь доедал орех и сразу не желал разобраться с пришельцем. Оставалось немного и он им займется. Это Илья хорошо понимал, скидывая с плеча карабин и передергивая затвор. Выстрел с десяти метров подкосил медвежьи лапы мгновенно…
«Вот и сходил за орехом, — произнес Илья, — придется опять снимать шкуру и отрезать небольшой кусок мяса. Остальное оставить волкам или другим животным. Не сезон, хранить негде. Освежевав тушу, он вернулся домой с мясом, но без ореха. За ним пришлось идти на следующий день.
На сей раз Илья подходил к месту с осторожностью. Велика вероятность встречи с волками или росомахой. Волков он все-таки встретил — они позорно бежали стаей из десяти особей вглубь леса. Единственное животное, которое могло отпугнуть их от добычи — росомаха. Эта не уйдет от туши хоть стреляй в воздух, хоть закричись. Ее можно только убить. Но Борисов принял другое решение, он никуда не спешил. Росомаха сама уйдет, когда съест мясо, а потом придет он.
Снежинки-пушинки кружились и падали бесшумно всю ночь на Покров. В городе снег в это время еще не ложился и только старики рассказывали, что когда-то с тринадцатого на четырнадцатое октября белое покрывало застилало землю. Уже не первый раз шел снег в тайге и сейчас лег основательно и бесповоротно, позволяя передвигаться на лыжах. Илья сделал их заранее. Он не стал выпиливать доски бензопилой из бревен, лыжи должны быть более крепкими. А для этого доска добывалась естественным путем — так называемая дрань.
Топором на торце елового бревна делался заруб, в который постепенно вбивался деревянный клин. Клин продвигался вглубь, расщепляя бревно вдоль волокон, не перерубая их. Такая доска по прочности всегда превосходила любую доску с пилорамы. Илья сделал и своеобразный рубанок, вставив в деревянный брусок лезвие от топора. Конец обструганной доски распаривался в кипятке и загибался, образуя носок лыжины. Позже лыжи подбивались медвежьим мехом. Его он взял с лап, а остальной шкурой укрывался вместо одеяла. Такие лыжи хорошо катились с горки, но не скользили обратно, когда приходилось подниматься на сопку — мех не давал.
