— Простите, если я звучу оскорбительно, — склонила голову Амико. — Однако мне всегда казалось, что русские более… хм… — она замялась, подыскивая нужное слово. На помощь пришла Кейко, дерзко проговорившая:
— Злобные.
— Да всякие бывают. Злобные, конечно, тоже. Чего уж там обижаться. Особенно если вспомнить вчерашние наши гладиаторские бои и гуро…
Иван не стал грешить против объективности или злиться на нахалку. Прожевав свой брикет, он устало потянулся и, словно спохватившись, расстегнул ремешок забытой на голове каски. Теперь его лицо являло собой странный контраст — подбородок, щеки и область вокруг глаз, вымазанные кровью, грязью и остатками маскировочной пасты, пересеченные дорожками от стекавших капель пота, и лоб, прикрытый козырьком и оставшийся чистым, хотя и сильно загорелым. Слипшиеся неаккуратными сосульками, тоже сильно выгоревшие на солнце русые волосы оказались длинноваты для образа крутого бритоголового битюга-спецназовца.
— Хм… — задумалась Амико, аккуратно доев свой брикет. — Вы вдруг стали похожи на маску-отобидэ…
— Это она так намекает, что вы грязный как не знаю что, — снова подала голос Кейко. — Сходили бы, что ли, умылись.
— «Отобидэ»? Ну и словечко. Впрочем, рожу и впрямь надо умыть, а то, как в унитаз нырял. Спасибо, что напомнила, Кейко-тян. Кстати, у тебя родственники не из Австралии? С ехиднами не породнились?
— Не знаю никаких ехидн, — нервно ответила Кейко.
— Это такие вредные зверьки с колючками. Есть правда, ненормальные, которые от них торчат… мне, правда, больше нравятся котята.
Засельцев встал, пошатнулся — даже его силы были на исходе — и скрылся в зарослях. Не забыв прихватить автомат, естественно.
— Кейко-тян, — обернулась к подруге Амико, когда русский скрылся из виду. — Я понимаю, что это у тебя нервное, но перестань так реагировать на этого человека. Нам предстоит вместе с ним долгий путь, и лучше его не сердить.
— Я понимаю… — уныло ответила та. — Но он такой… такой непонятный. У меня от него мурашки по коже! Стоит ему взглянуть этими гайдзинскими дьявольскими глазами — сердце замирает! Надо же мне как-то защищаться… Как вот тебе не противно, когда он тебя хватал своими окровавленными лапами, а?
— Поверь, мне тоже не слишком приятно все, что происходит. Но у нас нет другого выхода. Нужно опираться на здравый смысл, а здравый смысл подсказывает, что этот человек, сколь бы опасным он нам не казался, сейчас — наша последняя надежда. Нам необходимо не обременять его. Говорить он может что угодно, но в случае опасности или тягот, не сомневаюсь, избавится от нас, не моргнув глазом. Поэтому следует быть осторожными и… и полезными.
