Она молчала. Сильно прикусила губу и сдержала слезы.
– Андреас уже выехал. Кстати, а ты где? Ночевала дома?
– Да. Но… – Она нервно провела рукой по волосам. – Меня отвезет Филип. – Она положила трубку.
Сначала она зашептала слабым голосом, а потом глубоко вздохнула и наполнила легкие воздухом: «СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ!»
Ночью ей снились кошмары, и сейчас казалось, что один их них никак не кончится. Она словно вернулась в исходное положение. С самого начала ей не стоило в это ввязываться. Как она могла так сглупить? Все были правы.
А теперь поздно отступать. Ей надо собраться и выяснить, что произошло.
* * *
Эллен была как натянутая струна. От каждой небольшой вмятины на асфальте и от каждого торможения она была готова взорваться.
Филип нежно положил руку ей на колено и спросил:
– Ты в порядке?
Эллен молча кивнула, подавив еще один приступ тошноты.
– Ты же знаешь, что это не твоя вина. Ты сделала все, что могла. Ты не имеешь к этому никакого отношения.
Она кивнула еще раз; ей хотелось, чтобы он замолчал.
Они выехали на Страндвеген. Люди еще спали, не зная, что случилось с маленькой Люкке. Их жизнь продолжалась, будто ничего не произошло. Скоро они встанут. Выпьют утренний кофе и прочтут утреннюю газету. Задумаются о чем-то ужасном, что случилось в мире, а уже через секунду забудут об этом и пойдут принимать душ.
Она включила радио и стала прибавлять звук, отпустив кнопку громкости только тогда, когда колонки чуть было не взорвались, и отклонилась на сиденье под незнакомую ей мелодию.
Дождь перешел в легкую морось. Филип снизил скорость и пристроился за полицейской машиной, которая, скорее всего, ехала туда же. Без сирен.
Они миновали Скансен и Грёна Лунд. Люкке никогда больше не пойдет в парк аттракционов. Никогда не съест сахарную вату и никогда не купит лотерейный билет. Никогда не засмеется.
Филип заехал на парковку у маленького озера в западной части южного Юргордена, рядом с каналом Юргордсбруннсканален.
Гиены смеялись, грифы улыбались, черви делали свое дело. Вечный круговорот вокруг мертвого тела.
Когда нашли Эльзу, она находилась по другую сторону баррикад. Была родственницей. Хуже этого слова она не знала. Оно равноценно жертве, которая никак не может повлиять на ситуацию. Человек, который застрял в черной дыре и которого другие должны жалеть. Или обвинять.
По сей день у нее в ушах не смолкал крик мамы, раздавшийся, когда полицейские в штатском припарковались на покрытой гравием площадке перед замком и медленно пошли к главному входу. Не надо никаких слов.
