Аляна допевала песню, все замедляя. Задержав дыхание так, что голос на мгновение в нерешительности замер, она словно с облегчением выдохнула последнее слово и исподлобья улыбнулась своей милой, притворно хмурой улыбкой.
Слушатели все время были точно связаны песней, а теперь, как будто их развязало, задвигались, ожили, заговорили.
— Чертовски прилично спела! — громко объявил Казенас и, зажмурив глаза, помотал головой.
Девушки окружили аккордеониста, выровнялись в два ряда и запели хором. Казенас потянул Степана за рукав, и они выбрались из зала покурить на свежем воздухе.
— Если хочешь увидеть настоящего, стопроцентного, ничем не разбавленного дурня, — с громким причмокиванием раскуривая трубку, вполголоса пробурчал лесничий, — посмотри вон туда. Сыночка моего, Пятраса, видишь? Люди веселятся, а этот сидит кислый, как уксус.
Степан посмотрел на Пятраса, который в этот момент, сидя на ступеньке крыльца, вынул изо рта окурок, зажег от него новую сигарету и с безучастным видом вяло продолжал курить…
— Мне про него говорили что-то, — начал было Степан, но замолчал: по ступенькам крыльца стремительно сбежала Магдяле, оглянулась, увидела Пятраса.
— Это еще что такое? Идемте танцевать. Там кавалеров не хватает, а он сидит.
Пятрас нехотя встал и бросил сигарету.
— Ведь там еще поют…
— О, да тут целая компания собралась, — протянула Магдяле, заметив Степана и старого Казенаса. — Тогда вот что. Пятрас, вы пойдете со мной. Живо! — и, не оглядываясь, выбежала за калитку.
Пятрас лениво двинулся за ней, потом пожал плечами и тоже побежал.
— Вот как у нас, — сказал старик, провожая их взглядом. — «Бегом марш!» — и мой дурень бежит за юбкой. Ну, пускай, лишь бы не киснул…
— Так я слышал какую-то историю, — опять начал, припоминая, Степан. — Невеста его бросила, что ли?
— Ну, бросила. Ну, пожалуйста! — с сердцем воскликнул Казенас. — Вчера, что ли, бросила? Год прошел. Давно плюнуть пора… Девка-то, главное, эта его Ирэна — поглядеть не на что. Ножки тоненькие, как у козы. Глазищи — во!.. — старик растопырил пальцами веки. — Они с моим дурнем были по уши влюбленные друг в дружку… Да он-то кто? Простой лесник. А она взяла да и вышла за фабриканта. Малюнас, слыхали? Конфетная фабрика. Ну, фабрику у него отобрали через месяц после свадьбы. Зато сам старый пузан остался у нее в полном распоряжении. На всю жизнь.
Лесничий выколотил о каблук потухшую трубку и, ворча что-то себе под нос, стал набивать ее снова.
