Магдалэна многозначительно промолчала и, не оборачиваясь, продолжала стирать.
— Ты сама рассуди, что, в конце концов, лучше? Весь век тянуть свою лямку в одиночку, точно какому-нибудь барбосу на цепи в будке, или…
Магдалэна высоко подняла брови, перестала стирать и подчеркнуто вежливо переспросила:
— Как ты сказал? Барбосу?
Степан слегка покраснел, но Жукаускас, все еще бодрясь, махнул рукой.
— Ну, может, барбоса я и зря упомянул. Не придирайся к словам… Если человеку открывается-возможность… Не лучше разве взяться за настоящее дело?.. Понимаешь?
— До того понимаю, что можешь и не договаривать, — холодно сказала Магдалэна.
— Ну, еще бы, ты же молодец, старушка. — Жукаускас помолчал, с заметным усилием набираясь духу, и вдруг выпалил: — Ну сама подумай: разве я не рабочий, черт возьми?
— Черта ты мог бы и не беспокоить ради такого ясного дела.
— Ладно. Я ведь только говорю, что я рабочий. Разве нет? Мастер, понимаешь ли… Тошнит меня от дырявых кастрюль! Видеть я больше не могу всей этой чертовой бабьей рухляди…
— Не беспокой кого не надо, — холодно повторила Магдалэна. — Значит, ты решил взять да и бросить свою мастерскую? Что ж, там тебе работы меньше будет, что ли?
— Работы, пожалуй, будет и побольше. Да разве я когда-нибудь от работы бегал?
— Ты-то нет. А она от тебя довольно часто бегала. — Терпению Магдалэны подходил конец. — Есть кусок хлеба в руках — ему мало! Ладно, бросай работу, а я завтра же опять пойду по людям стирать. Завтра же!
— Ах ты, боже мой! — в отчаянии схватился за голову старый мастер. — Вот уж до чего дошло! А?..
— Пойду! — с наслаждением повторила Магдалэна. Она выпрямилась, опираясь о край корыта, и коротко и быстро дышала, ожидая еще одного какого-нибудь последнего слова, которое переполнило бы чашу.
Аляна исподлобья внимательно посмотрела на мать и, ничего не сказав, снова опустила голову.
Жукаускас упал духом и расстроился до невозможности. Всего несколько месяцев назад, когда Ланкайскую конфетную фабрику, отобранную у фабриканта Малюнаса, пустили работать в две смены, Аляна получила постоянную работу. Сбылась многолетняя мечта Магдалэны — она могла наконец стирать, гладить, варить, убирать только на свою семью и не ходить по чужим домам. И вот теперь жена угрожает отказаться и от этой своей жалкой радости.
— Ну, что ты так уж… очень-то… — потерянно пробормотал мастер. — Ведь можно еще подумать, подождать… — И, совсем уже впадая в малодушие, невнятно закончил — Я ведь по-хорошему… как ты скажешь, так мы совместно и решим, а?..
