Профессор возвращается в дом, покорно вешает рабочую куртку на вешалку и поднимается к себе на второй этаж.
В углу комнаты, прямо на полу, не уместившись на столе, в больших пожелтевших папках лежат расчеты, чертежи, планы. Это его отчет за прожитую жизнь. Однако жизнь прошла, и никто так и не спросил отчета. Ни за плохое, ни за хорошее. Пройдут годы. Изменится течение изученных им рек и уровень подпочвенных вод, и вся его работа станет старомодной, никому не нужной чепухой…
Профессор садится к письменному столу так, чтобы со двора было видно, что он сидит за работой. Он берет в руку перо и долго сидит не двигаясь, с закрытыми глазами.
Мать Ядвиги, старая Юлия, с утра сама напоила и запрягла в тележку лошадь, провела ее под уздцы через грязный двор к крыльцу, после чего обулась в парадные башмаки, надела вытащенную из нафталина тальму, уселась па высокое, как трон, сиденье и, выехав шагом за ворота, пустила лошадь мелкой рысцой по дороге к городу.
Старуха суховата, крепка и высока ростом. Какие-то три километра до города ей бы нипочем и пешком пройти. Да, пожалуй, и тридцать три прошла бы не споткнувшись. Стоило поглядеть, как размашисто шагала она целыми днями по двору, так и расшвыривая на ходу подол юбки. Так что вовсе не в ходьбе дело, а в том, что не к лицу ей, владелице хутора, плестись в город пешком, точно бродяжке.
Она не нищая, а хозяйка и хочет, чтобы это все видели. Но она и не барыня какая-нибудь и вовсе не старается показаться барыней. Она хочет быть как раз такой, какая есть. Ни лучше, ни хуже…
Когда она въезжает в город, возвышаясь на своем деревянном сиденье, прохожие видят старуху с дубленой от ветра морщинистой кожей, с суровым и черствым лицом.
У Юлии ясный и твердый взгляд светлых глаз. Такие бывают у людей, проживших жизнь в одинокой хижине на краю безлюдных джунглей. Спокойные, незлые и беспощадные глаза старой женщины, которая, услышав вой волков, молча выходит в сумерки на порог своего дома со старым ружьем в руках, зная, что помощи ждать неоткуда и потому бессмысленно бояться, однако и промахиваться не стоит…
Но не простодушные зубастые волки постоянно угрожали благополучию ее Гусиного хутора.
У старой Юлии враги были пострашней.
Всю жизнь она работала за двух здоровых мужиков, без конца выращивая гусей. Многие тысячи их прошли через ее руки. От первого дня, когда гусята маленькими, нежными, как одуванчики, пушками попадали к ней на ладонь, до дня, когда, отяжелевшие, раскормленные, самодовольно погогатывая, они вперевалку отправлялись в свой последний путь, чтобы быть проданными по дешевой цене на немецкие рынки…
