Адамс показался из темноты ангара и, прищурившись, уставился на солнечный диск.
— Ну, что застыл, как статуя?! Шагай!
Клеманс направил Адамса между ангарами к большой, с трёхэтажный дом, пирамиде из валунов, заботливо сложенной здесь, судя по зарослям травы и разлапистых кустов на ее склонах, лет сто назад. Пока они карабкались по каменным склонам, Бенни легко мог бы разоружить этого увальня с пистолетом, но не сделал этого, слишком уж был заинтригован. Наверху пирамиды оказалась небольшая площадка, огороженная камнями. Отсюда прекрасно просматривались все подходы к ангарам. Клеманс сел в левый угол и качнул пистолетом. Адамс покорно опустился в правом углу. Рони удовлетворённо ухмыльнулся, приняв покорность пленника, за чистую монету и всё внимание обратил на ангары, пистолет, однако, по-прежнему смотрел на Адамса. Бенни равнодушно закинул руки за голову и закрыл глаза. Наверное, он бы уснул, если бы маленький камешек больно не стукнул по голове.
— Бенни! Хватит спать.
— Почему?, — лениво отозвался Адамс, потирая ссадину на затылке. — Ты сидишь в засаде, тебе это надо, вот и сиди, а я посплю.
— Я тебе посплю!, — разозлился Клеманс. — Ты что, на прогулке?! Сказано не спать, вот и не спи! А то кину вот этим бульником, — он вытащил из стены увесистый кругляш, — а не камешком!
— Послушай, Рони, почему ты так обращаешься со мной?!, — не выдержал Адамс. — Разве я тебя обидел в прежней жизни?
— Обидел?, — Клеманс криво улыбнулся. — Меня нельзя обидеть, когда я на работе.
— Какой еще работе?, — не унимался Адамс.
— Выбирать из тысяч и тысяч серых людишек, тех, кто не растерял краски. Таких, как ты, Бен.
— Рони, ну, объясни толком!, — взмолился Адамс. — Я ничего не понимаю, к тому же голова раскалывается.
— На, глотни капсулу, полегчает.
Бенни с опаской принял в ладонь крохотный желто-прозрачный шарик.
— Глотай, Бен, нет мне резона тебя травить, проще пулю всадить.
— А может, ты крови боишься?, — проворчал Адамс и проглотил скользкую капсулу.
— Не надейся, не боюсь, — криво усмехнулся Клеманс.
— Рони, ты же был таким приятным парнем, мы с тобой хорошо ладили. Разве не так или то был не ты?
— Почему же, я. Достоверность любого из моих образов входит в набор моих основных профессиональных достоинств, — голос Клеманса выдавал неподдельную гордость собой.
— А тогда, когда ты ногти в кровь ломал на дверях конторы, ты тоже играл?
— Конечно.
— Так ведь больно же!
— Подумаешь, — Клеманс встал. — Когда знаешь, что твой организм мгновенно все регенерирует, боль не страшит.
