Разогревшись, моются. На каждого свой денщик — с ведром и полотенцем. После бритья и одевания, ровно в восемь часов утра, строются перед мачтой, все рослые, красномордые, ражие, в аккуратных темно-синих тужурках и белых брюках, а также фуражках с летными очками.
Последним выходит главный, Генрих Давыдович Лафортов, Генри Лоуфорд по-ихнему. Горнист играет зорю на златомедном горне. Лафортов вскидывает руку к виску в тугой лайковой перчатке, на мачту всползает английский флаг.
Русскую прислугу тоже приучают. Должны стоять в отдалении. В сей момент не сморкаться, не курить, быть строгими. За этим следит главный британский стюард: кулачища с окорок, морда поперек себя шире.
Казаку ходу никуда нет. Чуть шагнешь в сторону, орет часовой, вскидывая винтовку. Всюду запрет: и там, где в нарытых погребах лежат бомбы и прочий боезапас, и там, где громоздятся в аккуратных штабелях бочки с бензином, и там, где стоит белая лазаретная палатка с красным крестом на крыше, — нигде не пройдешь, огрызаются. Только один ход и есть — в главную кухню и из нее. Съестного для господ авиаторов привозят огромное количество. Режут для них казаки на шашлыки и прочие кушанья барашков, колют молочных поросят, чистят горы картошки, таскают мешки с мукой самого отборного помолу, чай наилучший в запаянных, чтобы не потерялся запах, жестянках.
Жрут господа британцы на удивление. Это и понятно: мужики все молодые, здоровые, а летают на разведки редко, главное занятие днем: возьмут одеяла, полотенца махровые и к озеру, получать солнечные ванны. От пляжности есть им хочется еще больше. Как медная тарелка — гонг — зазвонит, уже несутся в столовую палатку, чисто табун жеребячий.
…Дмитрий Осипыч, вздыхая, поглядел на небо, солнце уже вылупливалось из степи, желтое и мутное, обещало жаркий день. Пошел к палатке, где жили британцы мелкочинные, исполнять ежеутреннюю обязанность. Денщик Лафортова (имечко денщика такое — никак не выговорить) требовал, чтобы его обслуживал Дмитрий Осипыч. Что скажешь? Ничего. Приходилось будить британца осторожненько, выслушивать брань, подавать одежду, умывание, чистить красной кожи здоровенные ботинки с крючками. Только после этого денщик шел в барак будить хозяина.
Дмитрий Осипыч, перекрестившись, откинул брезентовый полог, вошел в палатку. Койки уже были заправлены, в палатке ни души. С чего это они поднялись в такую рань?
Пошел было к низкому, похожему на скирду, бараку, но от двери шуганул сумрачный часовой. Отходя, глянул в небольшое слюдяное окошко, да так и стал.
