— Отойди!
— Что я тебе, мешаюсь? — миролюбиво сказал Афанасий.
Она оглядела его искоса, фыркнула, покачала угловатыми плечиками, торчавшими из-под гимнастерки. А тоща же, хребет выпирает, каждую косточку видно, чисто изголодавшая кошка по весне. Но рыбачила ничего, грамотно, удилище из орешника; в баночке из-под леденцов дождевые червяки, вполне хорошая наживка, на кукане в воде плавают — ого! — с дюжину вполне приличных подлещиков.
Гусиное перо поплавка, стояком торчавшее в воде, дрогнуло.
Девчонка ловко подсекла рыбешку, выдернула, сняла с крючка, насадила червя, поплевала, закинула по новой.
— Разве это бабье дело, рыбалить? — сказал Афоня.
Она, раздумывая, зыркнула глазом, словно оценивая, стоит ли он слов. Видно, решила — стоит, потому что сказала:
— Паек знаешь какой? Ноги вытянешь! А у меня две сестры и еще брат-малолеток…
Женщины шлепали стираным по воде быстро и молча. Афанасий вгляделся, многие, видно, и не стирали никогда — неумелость явная. Одежда на них была чудная. На голове тощей старухи качалась большая, как гриб-мухомор, шляпа с висюльками; с горбатого носа то и дело падали очки на ленточке. Рядом старались две толстухи в кисейных белых нарядах, которые они, став коленями на мостки, вздернули повыше, чтобы не замочить. Другие не лучше.
— Это кто ж такие? — не выдержал он.
— Контры, — сказала девчонка. — Из тюрьмы. Их к нам в лазарет пригоняют белье стирать, полы мыть.
— А баб вы, что, тоже… — начал было Афанасий и осекся.
К телеге, вздернув на живот корзину со стираным, спотыкаясь, шла… ну конечно же! поповна, Настасья Никитична! Батюшки, да откуда это она? Афанасий и узнавал, и не узнавал. Волосы сбились колтуном. Обличье, заплаканное, серое от неумытости, казалось совсем маленьким и жалким под копной нечесаных волос. Руки красные, как рачьи клешни. Кофтенка мятая, будто корова жевала, на коленях казачьих шаровар пузыри, на босу ногу опорки.
Да как же это? Сама Настасья Никитична — и наподобие прачки! Вон какую корзинищу прет! Тяжко же.
Афанасий не вынес обидного вида Настасьи Никитичны, шагнул помочь. Та машинально оттолкнула его, обмерла:
— Панин?
Корзина повалилась из рук, белье мокро шлепнулось на грязную землю. Глаза поповны замерцали, начали закатываться под лоб. Афоня понял: сейчас грохнется… Припадочная, что ли?
Подхватил ее, не давая свалиться.
Настасья Никитична ткнулась ему в плечо, щупала его лицо мокрыми руками, как слепая.
— Господи! Афанасий, да как же вы здесь?
