И взглянул он на халвафруша и не мог не залюбоваться прекрасным лицом юноши, которое нельзя забыть, увидев хоть раз. Перед падишахом Каира был невиданный красавец. «О аллах, как красив он!» — подумал падишах, поглаживая бороду, и, обращаясь к халвафрушу, стал задавать ему вопросы:
— О юноша, кто ты? Кто отец твой? Как объяснишь ты свои поступки? Кто тот дервиш, которого ты считаешь своим учителем? Откуда он пришел? Где вы с ним живете?
Много вопросов было задано халвафрушу, и понял он, что чему быть, того не миновать, по своей вине попал он в беду, и если суждено ему погибнуть, то он готов на любые страдания, но своего учителя и покровителя не выдаст.
И решил юноша не отвечать ни на одни вопрос. Как ни старались люди падишаха — угрозами и ласками, силой и уговорами — заставить отвечать юношу, ничего у них не получилось, ни одного слова не удалось от него добиться. Одни говорили, что он немой, другие утверждали, что он — безумный, но как бы то ни было, халвафруш не проронил ни единого звука.
Разгневанный падишах в бешенстве метал молнии и, не выдержав, наконец крикнул палачам, сверкнув глазами:
— Что вы смотрите?! Отрубите негодяю голову, выпустите его кровь!
Но мудрые люди дивана и Абульхарис сказали падишаху:
— О всесильный падишах! Все люди города знают об отношениях твоей дочери и этого юноши. Если его убить здесь, люди могут не поверить, и плохая молва будет продолжаться. Пусть по всему городу проведут преступника, а потом повесят на городских воротах, чтобы его судьба стала всем уроком.
На том и порешили. Халвафруша передали в руки субаша и под стук барабанов его повели по улицам города.
Абу-али-сина в это время находился на базаре. Он услышал приближение толпы и полюбопытствовал, в чем дело. Увидев, что бедного юношу, схватив за ворот, волокут на казнь, Абу-али-сина с горя едва не сошел с ума. «Что случилось, как халвафруш оказался в руках палачей?» — думал он, шагая вместе с толпой к месту казни. А на месте казни Абу-али-сина поспешил прочитать заклинание — и на глазах изумленного народа веревки, связывавшие руки несчастного, и цепи, к которым были прикованы его ноги, рассыпались и упали на землю, а сам халвафруш исчез.
Ахнула толпа, но узнать, каким образом исчез преступник, было делом безнадежным.
Узнав о случившемся, падишах готов был сжевать с досады бороду.
— Глупец! — обрушился он на Абульхариса. — Ты не дал свершиться нашей воле и пролить его кровь здесь, а теперь он окончательно ушел из наших рук!
