Когда мы с отцом устраиваем гонки, бег обычно начинаю я. Я командую: «Приготовься! Внимание! Старт!»
Отец мой на бегу всегда разговаривает. «Кажется, на сей раз быть тебе в хвосте», — поддевает он меня. «Да что ты!» И я весь превращаюсь в скорость и перегоняю его, и тогда он говорит: «Ну что ж, ты просто слишком скор для меня. Ты просто слишком молод, вот и все».
То же самое и сегодня — как только отец спустился к морю, я подал команду к забегу и первым сорвался с места. Это была настоящая хорошая гонка, и даже превосходная, и, может быть, лучшая из всех, какие бывали у нас, потому что отец мой разбежался не на шутку. Он трижды обгонял меня, но я все-таки пришел первым. Не думаю, чтобы он мог обойти меня, даже если старался бы изо всех сил. Я спросил его об этом, и он сказал: «И сегодня, и во все другие разы я старался изо всех сил».
Мы стояли на вершине скалы и смотрели на огромное море. Немного погодя мы сели — отдохнуть и поболтать.
— Ну, — начал мой отец, — что скажешь?
— Море как раз для меня. Когда-нибудь, па, я заведу себе дом вроде твоего.
— Что скажешь о школе? Вот о чем мой вопрос.
— А что о ней говорить?
— Как прошли занятия? Благополучно?
— К директору меня во всяком случае не посылали.
— Это уже неплохо. А сестренку свою ты видел?
— Она разыскала меня во время большой перемены на спортплощадке.
— Как она выглядела?
— Как всегда.
— А что говорила?
— Что ей тоже хочется приехать пожить здесь немного.
— В самом деле?
— Да. Она сказала, что нечестно с моей стороны жить здесь у тебя, а ее и не пригласить.
— Как-нибудь я поинтересуюсь у вашей мамы, можно ли мне привезти сюда и девочку.
— Не надо, па. Оставь ее там. Хватит ее с меня и дома.
— Не сейчас. Позднее.
— Не великая это радость иметь сестру, которая вечно вертится возле тебя.
— Ладно. А что дальше?
— Не знаю, па.
Потом мы просто сидели. Я ничего не говорил, отец тоже. Он растянулся на скале и закрыл глаза. Я лег рядом с ним и стал смотреть прямо в небо.
Я увидел там белое облако и долго следил за ним. А спустя некоторое время я уже был наверху, на облаке, разгуливал по нему и с высоты обозревал землю.
Вскоре туда же заявилась моя сестрица и сказала, что у нее не меньше прав разгуливать тут, чем у меня. Я ответил, что если уж она доставила себе труд добраться сюда, то может и побыть немного.
— Но, пожалуйста, не очень тараторь.
Она сказала, что вообще не будет тараторить, и все равно столько тараторила о том, что не будет тараторить вообще, не произнесет ни единого словечка, что мне наконец надоело и я потребовал, чтобы она либо перестала, либо катилась обратно. Тогда она перестала, и мы вместе прошлись по всему облаку и поглядели на землю внизу.
