– Ну, что, ещё разок? Не расслабляться, повнимательней!
Цирковой оркестр закончил вступительную увертюру.
– Тишина, приготовились! – Казбек сверкнул глазами.
На манеже, инспектор, подчёркнуто торжественно объявил:
– Конно-акробатический ансамбль «Казбек»! Руководитель – народный артист Осетии…
Стрельцов, когда открывался занавес, каждый раз крестил своих орлов в спины. Джигиты выходили на манеж, защищённые любовью старого берейтора и силою крестного знамения. Неважно, что в труппе были и мусульмане, и православные, и католик, и даже иудей. «Бог – он один для всех! А кто как молится – разница невеликая. Главное, чтобы вера жила в душе…»
– Ну, Захарыч! Осэмени! – Эльбрус просительно посмотрел на Стрельцова.
– Не дай бог! – Сашка Гáлдин сделал страшные глаза.
– Почему? Он всегда так дэлает. Просто хочу, чтобы сегодня я это видел, спокойней как-то…
– Если Захарыч «осэменит», то родится ещё один такой, как ты – с кривыми ногами и бешеной головой, тогда пипец нашей Америке!
– А, если такой, как ты, то придётся вместо обрезания тебе вообще его отрезать – он ведь у тебя вместо головы! – намекнул Шамиль на любвеобильность Галдина и частые скандалы по этому поводу.
Сашка тут же отреагировал с озорной улыбкой:
– Я ему не хозяин. У него своя голова… на моих плечах.
– Ого! Скакать не мешает? Смотри, зацепишься, больно будет!
– Разговоры! – Казбек поднял руку. – Всё лишнее в сторону!..
Захарыч по своей многолетней привычке и сегодня благословил крестом выход артистов на манеж. Всё как всегда…
– В добрый час! Храни Господь!.. Вот я вас и «осэменил», сынки! На прощание… – Захарыч прикрыл веки и представил строгую очерёдность своего конного номера. Cейчас цирк погрузится в тревожную сумеречность. Зазвучит грустная кавказская мелодия стройного хора мужских голосов. Пространство заполнит музыка многоголосия, тихая, широкая, загадочная. В ней сразу оживут картины сотен исторических событий минувших дней. Занавес распахнётся. Манеж встретит малиново-лиловым мраком, и Казбек коротко скомандует: «Пошли!..»
Захарыч открыл глаза. Конный спектакль начался…
В красном тумане театрального света, словно в розовой пелене кавказского утра, когда предрассветное солнце, соскучившись за ночь, целует горные вершины, медленным аллюром ехали горцы. Они, как фиолетовые тени, скользили по кругу манежа, словно где-то в распадке горного ущелья крались абреки.
Из-под купола цирка зазвучал густой баритон:
Осетии далёкой горы снежные,
