Солдатская школа | страница 21
— Нет, рассказывай! Рассказывай!
— Ну, хорошо, слушай. Мы обнаружили этот шар ещё до того, как он пересёк границу. И всё время следили за ним. И наши истребители всё время стояли на аэродроме, готовые взлететь и сбить этот шар. А он будто дразнил нас — то приближался к границе, то опять удалялся. Шар ведь не самолёт. Есть ветер — он летит. Нет ветра — висит неподвижно. Повис у самой границы — ни туда, ни сюда. Застыла точка на экране и стоит на одном месте. А мы глаз с неё не спускаем. И так час, второй, третий. Ну, а потом всё-таки шар пересёк границу, и тогда сразу поднялись наши истребители и прихлопнули его. Вот так-то.
Отец взъерошил Никины волосы и засмеялся. Но глаза у него были усталыми. Это Ника заметил точно.
Прогулка
Однажды в субботу Ника отправился гулять один: мама стирала, а папа ушёл на командный пункт.
Ника поднялся на бугор, спустился и тут наткнулся на целые заросли черники. Он лёг на живот и стал есть ягоды. Первый раз в жизни он видел так много ягод.
Он переползал от куста к кусту, и вдруг прямо перед ним возникли солдатские сапоги. Ника поднял голову и увидел рядового Терентьева.
— Батя твой волнуется, куда ты делся, — сказал Терентьев. — Велел пойти поискать. А ты витаминами, значит, питаешься?
Он лёг рядом с Никой и тоже принялся за ягоды.
— Спешить нам некуда. Верно? — Он подмигнул Нике.
Скоро они наелись ягод и лежали, раскинув руки, глядя в небо.
— Летом здесь ничего, жить можно, — сказал Терентьев, — а вот зимой… Зимой полярная ночь наступает, темно, бураны, метели, носа из казармы не высунешь. Бывает, так занесёт, что и дверь утром не открыть. Помню, был как-то случай — в буран антенну попортило. Чинить надо. А ветер такой — никто лезть не решается. «Ну, — говорит тогда командир, — давай, Терентьев, на тебя вся надежда». Что делать — полез.
Терентьев помолчал. Ника повернулся и приподнялся на локте.
— А дальше? — нетерпеливо спросил он.
— Дальше? Что дальше? Починил, конечно.
Терентьев посмотрел на часы.
— Пора, однако, — сказал он. — Обед скоро.
…Возле казармы солдаты разгружали уголь. Видно, работали они уже давно: лица у всех были чёрными от угольной пыли, а гимнастёрки— мокрыми от пота. И у Никиного отца и фуражка, и гимнастёрка, и зелёные погоны — всё тоже было припорошено мелкой угольной пылью.
— Ну что? — сказал он Терентьеву. — А ещё подольше вы не могли? Вам лишь бы не работать…
— Товарищ старший лейтенант, — своим жалобным голосом проговорил Терентьев, — не могу я быстро… Вы же знаете — нога у меня…