Опять нырнули в лес и вынырнули у бетонного забора, оверлоченного ржавой колючкой. В глубине читались выпотрошенные коробки каких-то корпусов, заводских или фабричных. Такая картина, впрочем, и для Чехии была не нова. С девяностых многие предприятия закрылись. Просто были они не такие огромные и, может быть, потому выглядели менее жутко. Опять пошел лес. Ольга устала. Она лет десять так далеко не ездила, да и силы уже не те.
Маршрутка вильнула, бикнула, Ольга не успела испугаться, как уже выровнялись, обогнав группу велосипедистов. Те шли вдоль обочины в полной экипировке, в веселых ярких веломайках, в космических своих шлемах. Она махнула им, но едва ли ее заметили — явно были из тех, кто наматывает километраж и не смотрит по сторонам. Ну вот. Везде люди. Катаются.
И опять лес иссяк. Точно в подтверждение ее мыслей начался аккуратный коттеджный квартал, весь сияющий, словно выставленный на витрину, с альпийскими горками, английскими лужайками, надувными бассейнами и качелями, с петухами на флюгерах; за ним явилось синее озеро с лодочками и водными мотоциклами. Обогнули озеро, влились на обкатанную трассу — и наконец-то на дороге почувствовалось движение.
Приехали. Ольга стояла на центральной площади Военграда, не узнавая. В детстве этот пятачок казался огромным — сердце городка. Здесь собирались, чтобы пойти в кино или на реку, отсюда ехали в райцентр на автобусе, тут помещался единственный ларек «Союзпечати», где папа брал по утрам газету. Сюда приезжали тележка с мороженым и бочка с молоком. А оказался вдруг совсем игрушечный. Его обступили торговые теремки; сосенки, которые высаживали тут еще пионерами, вымахали выше теремков и разрослись. Узкая пешеходная дорожка по-прежнему начиналась у остановки и бежала к дому. Раньше она была асфальтированная, теперь ее замостили фигурной плиткой, обсадили бархотками.
Ольга постояла еще немного и шагнула на дорожку. На чемодан, замотанный пленкой, на белую бирку на ручке недоуменно оглядывались проходящие бабушки.
Дом выглянул из-за угла панельной двенадцатиэтажки, которой раньше тут не стояло; штукатурка облупилась, пошла трещинами, сквозь нее проступали стены, как синяки сквозь кожу, и весь он точно присел от страха. Палисадничек, где в детстве растили цветы, стоял голый, от ели под окном остался черный пенек; вместо клумбы устроили две металлические штанги и сушили белье — вылинявшая простыня в маках реяла на ветру, джинсы мотались вверх ногами, за ними тянулась гирлянда полотенец — флажковая азбука Военграда. И только на лавочке у подъезда по-прежнему сидели женщины в халатах, в тапках на босу ногу. Так же когда-то сидела бабушка с подружками, а Оля и Таня копошились под ногами. В окно выглядывала мама, кричала весело: «Девочки, ужинать!» Она была еще здорова. Сейчас окно было закрыто. Даже форточка.
