— Ты рассуждаешь как ребенок, — заметил на это князь. — От подарков государей не отказываются…
— Но ты говорил мне о любви! — почти прокричала она — и осеклась.
Ведь это было неправдой! Только сейчас она вспомнила, что за все время ухаживания князь Павел ни разу не сказал, что любит ее. Он даже сумел сделать предложение, не упомянув слова «любовь». Тогда она не придала этому значения, решила, что князь просто не склонен к возвышенным словам. Ей казалось, что она читает, видит эту любовь в его глазах. Но теперь она поняла: это была любовь не к ней, а к тем выгодам, которые получал князь Гагарин от их брака.
Однако князь не обратил внимания на ее внезапное молчание. Для него слова ничего не значили, не значили ни признания, ни клятвы. Все это в его глазах были только украшения, побрякушки, которыми люди маскировали свои подлинные интересы. Настоящими же интересами были разного рода выгоды: либо имущественные, в виде денег и поместий, либо служебные, от продвижения по служебной лестнице, либо выгоды от более высокого титула, от лучшего положения в свете. Потому он ответил иначе, чем она ожидала.
— Разумеется, я говорил тебе о любви, — согласился князь. — И я действительно люблю тебя, как и полагается мужу. У тебя есть достоинства, которые я не отрицаю. Ты умна, довольно развита, разбираешься в людях, много слышала, читала… Впрочем, это же является и твоим недостатком, ибо слишком образованная жена, по общему признанию, может стать сущим бедствием. Итак, повторю: я любил и все еще люблю тебя, как того требует супружеский долг. И я готов содержать тебя и детей, которых, я надеюсь, ты мне родишь. Но не требуй от меня невозможного: не требуй полного воздержания и жизни, какой отличаются одни лишь святые. Я не святой, ну так что с того? Ты ведь и не ожидала, что твой будущий муж будет святым!
Анна не нашлась, что на это возразить. У нее вдруг пропало всякое желание спорить, обвинять его в чем-то, слушать его оправдания… Она молча повернулась и ушла в свою комнату.
С этой самой минуты брак их надломился, из него стала уходить жизнь, как уходит она из сломанного, поникшего дерева или цветка. Внешне мало что изменилось. Они все так же ложились в одну постель, и иногда князь удостаивал свою жену мужским вниманием, но чаще не делал этого. Они все так же вставали, желали друг другу доброго утра, о чем-то разговаривали… И это, пожалуй, было все, что они делали вместе. Даже завтракали они зачастую порознь, а уж на обед князь не являлся никогда. И Анна узнавала — то от англичанки, то от какой-нибудь другой знакомой дамы, а то вовсе от хозяйки гостиницы — о его дальнейших похождениях. Ей называли женщин, у которых бывал князь, «веселые» дома, которые он посещал. Но она больше не устраивала бесед со своим мужем, не требовала от него верности.
