— Ах, государь, я даже не знаю, как вас благодарить! — воскликнула Анна.
И, подчиняясь какому-то порыву, шагнула к нему, прижалась к его груди. Да, она недооценивала его! Не видела, насколько он великодушен! Как добр! И еще она понимала, сколь многого он лишится, отказавшись от каждодневного общения с ней. Для него эти встречи были гораздо важнее, чем для нее. И он отказывался от них, отказывался от всего, к чему так привык, — и все ради ее счастья.
Она приникла к нему, и он обнял ее, прижал к груди — бережно, нежно, как что-то очень дорогое, что надо беречь. Так они стояли какое-то время, потом она пошевелилась, высвобождаясь, — и он сразу разжал объятия. Не говоря больше о том важном, что только что стало предметом их беседы, они повернулись и направились обратно к дворцу, говоря по дороге о вещах малозначительных.
На следующий день Анна узнала от Обольянинова, что государь накануне дал распоряжение отозвать князя Павла Гагарина из Сардинского королевства и дать ему должность вице-канцлера, заместителя канцлера Панина. Это было весьма значительное служебное повышение, князь, таким образом, перешагивал сразу несколько ступенек служебной лестницы и поднимался к самому верху. Что же касается разрешения на брак, то говорить о нем было пока преждевременно: ведь никто до сего времени не предлагал Анне свои руку и сердце. Но теперь, после исполнения первого обещания государя, у нее не было никаких оснований сомневаться в исполнении обещаний дальнейших. Теперь все зависело от самого князя Гагарина.
Анна продолжала жить в Павловске, и внешне ее жизнь мало изменилась. Но было одно изменение, и весьма значительное. Начиная с той памятной беседы, государь более не приглашал ее на прогулки, теперь он совершал их в одиночестве. И обедал он теперь не с ней, а с графом Кутайсовым или с Плещеевым.
Она понимала, что означают эти изменения. Император берег ее честь, он не хотел, чтобы у жениха (если князь Гагарин и правда собирался стать женихом) были основания подозревать свою невесту в особых связях с государем. Он делал все, чтобы в обществе не возникали никакие слухи, порочащие честь Анны. Он действительно был рыцарем, этот романтически настроенный государь, глава Мальтийского ордена.
