Разумеется, она отругала его за это признание, указала, что оно задевает Марию Федоровну, которая ничем не заслужила такого пренебрежения. Ругала, корила — но при этом в душе не могла не признаться себе, что такое внимание, такая любовь государя ей лестны. И дело было не только в удовлетворении ее честолюбия, не только в почтительных взглядах людей, окружавших императора, — его секретарей, помощников и друзей, и даже не в том, что сама императрица Мария Федоровна смирилась с тем, что никому не известная московская девица заняла ее место в сердце государя. Да, императрица смирилась и уже не позволяла себе никаких замечаний по адресу Анны. А дамы из окружения государыни при встречах почтительно склонялись перед мадемуазель Лопухиной. Кроме того, она заметила, что та дама, которая смотрела на нее с самым большим презрением и даже с ненавистью, исчезла из дворца, ее больше нигде не было видно. Когда Анна спросила об этом у графини Чесменской, та объяснила:
— А, так вы говорите о госпоже Нелидовой. Вы должны знать, что ранее государь был с нею близок… весьма близок. Но после вашего появления он приказал госпоже Нелидовой удалиться из дворца, и она уехала в Эстляндию.
Так вот, дело было не только в этой всеобщей почтительности, что окружала ее в Павловске. Государь не зря произнес слова о том, что ничего не пожалеет для своей возлюбленной, избранницы своего сердца. Как-то за обедом он заявил ей:
— Вы не поверите, Аннет, как мне досадно, что вы не имеете никакого титула и все обращаются к вам запросто, называя «сударыня», меж тем как вы достойны самого высокого титула, какой только существует в моем государстве! Вы должны зваться графиней, а еще лучше — княгиней!
— Но такое возможно только в том случае, если бы я вышла замуж за лицо, носящее такой титул, — заметила она.
— Почему же? — пожал плечами Павел. — Есть и другой способ…
И уже на следующий день она узнала, что за способ избрал император. Узнала она это, когда увидела карету своего отца, остановившуюся перед дворцом. Император вызвал генерал-прокурора Лопухина, для того чтобы торжественно даровать ему титул князя — и не просто князя, а светлейшего, ранее такой титул носил только Меньшиков. Видимо, оттуда, из времен своего почитаемого прадеда, Павел и заимствовал эту идею.
С того дня Анна стала носить титул княгини. Соответственно изменилось и обращение к ней придворных. Поклоны при встречах стали более низкими, слова — более почтительными и даже льстивыми.
