— Ну вот, теперь никто не будет нам мешать, — довольно проговорил государь. — И я могу свободно высказать все, что желал вам сказать еще сегодня утром.
Он отодвинул тарелку, неловко двинул бокал, так что вино разлилось по скатерти; но он не обратил на это внимания. Повернулся к ней, чуть наклонился вперед. Ей хотелось отодвинуться, даже отшатнуться, но она не смела.
— Милая Анна! — Голос Павла звучал глухо, словно что-то мешало ему говорить. — Милая, милая Анна! Если бы вы знали, как много вы для меня значите! Как я хочу ежедневно, ежечасно видеть вас, слышать ваш голос!
— Что вы такое говорите, ваше величество! — произнесла она чуть слышно. — Такие слова… И когда все это могло случиться? Ведь мы знакомы совсем недавно…
— Время здесь не властно, чувства не подчиняются времени. Чувство, особенно такое, как любовь, вспыхивает мгновенно, словно порох, и способно гореть долго и ровно, подобно солнцу.
Вот оно, слово! Оно было произнесено, и теперь его уже не спрятать, не взять обратно!
— Я вижу, что вы одна можете понять меня, разделить мои чувства, мои мечты, — продолжал император. — Вы, с вашей тонкой душой, с вашим детским простодушием, кажетесь мне ангелом, посланным самой судьбой! Знайте же: я ничего не пожалею для вас! Выполню любое ваше желание, если…
— Что, ваше величество? — тихо спросила она. — Что «если»?
— Если вы позволите поцеловать вас, — так же тихо произнес он.
И, не дожидаясь ее согласия, порывисто встал (бокал, пошатнувшийся при первом его движении, теперь вовсе упал, расплескав свое содержимое), шагнул к ней, наклонился… И она почувствовала его губы, почувствовала, как его руки обнимают ее голову…
Еще никогда ее не целовал мужчина. Голова у нее кружилась, она забыла, где находится, с кем, забыла все соображения приличия и выгоды. Одно лишь чувство владело ею — и это было чувство неловкости, неестественности происходящего. Этот первый поцелуй, эти объятия внушали ей неприязнь — и она ничего не могла с этим поделать.
Она встала так же резко, как и он, и Павел невольно вынужден был отпустить ее. Снова шагнул к ней, но она отступила и загородилась стулом:
— Нет, ваше величество, не делайте этого! Не делайте, я не хочу, я не допущу этого!
— Но почему? — воскликнул он. — Разве вам неприятны мои объятия? Разве мы не друзья?
Да, его объятия были ей неприятны, но этого она не решилась сказать. И потому ответила лишь на второй вопрос.
— Да, мы друзья, но друзья не осыпают друг друга любовными ласками, не заключают в объятия. Особенно если один из друзей женат…
