присутствовала ярко выраженная сексуальная составляющая, и деваться от этого было некуда. Независимо от того, написала ее Сеголен по простоте душевной или же с умыслом, адекватный ответ на это у него был только один:
Вы не просто цветок
Вы целый сад
Ваши ароматы сводят меня с ума
Я проникаю в ваш венчик
И собираю мед
Как океан лижет берег
И обнимает его прибоем
Так наши уста нежно соприкасаются
Потом разбегаются и наконец
Сливаются в поцелуе
Пасхальное шоколадное яйцо в лентах
Ваше нагое плечо
С соскользнувшей бретелькой
Я нежный людоед
Съем его целиком
Мой нежный людоед
Если меня есть
То уж без остатка
Иначе вы сами в конце концов
Будете хрустеть у меня на зубах
Я стану безумным ветром
В ваших волосах
И буду восторгаться вашим запахом
А потом заберусь под юбку
И буду щекотать кожу
Пальцы на ногах
Наэлектризованы
Их сводит от неги
А из-за пальцев на руках
Я слишком часто думаю о вас
* * *
Это было какое-то нежное опьянение, сладострастная лихорадка, заставлявшая жить с двойной силой, бурный поток, противиться которому не было никакого желания, можно было лишь отдаться на его волю, а Билодо ничего другого и не желал. Он думал только о том, чтобы все развивать и развивать этот чувственный опыт, этот дерзкий поэтико-анатомический слог, чтобы дойти до конца в охватившем его головокружении. Искания поглотили его без остатка. Он почти не выходил на улицу и даже очарование мая, месяца, который он любил больше всех остальных, не оставило в его душе ни малейшего отклика. В «Маделино» он больше не ходил; Таня могла решить, что он специально ее опозорил, мысль об этом причиняла ему боль, и он не осмеливался являться ей на глаза. В довершение всего Билодо ушел с работы. Не в состоянии вынести позора, которым его заклеймили на почте, он написал заявление об уходе и получил расчет без шестимесячного выходного пособия. Теперь, когда у него появилась масса свободного времени, он полностью посвятил себя Сеголен.
Ваша шея на горизонте
Как дюна с атласными склонами
Как я хочу напиться из нее меда
И утолить жажду
Как влюбленный вампир
Я заблудилась в знойной пустыне
Мои уста униженно просят пить
Наконец вдали я вижу оазис
И погружаю в него кончик языка
Это ваш пупок
Стройные веретена ваших ног
Ласкает лунный свет
Чтобы слепить их
Скульптор взял
Самое лучшее красное дерево
Ваши руки поднимают меня
Берут меня лепят
Разжигают внутри пожар
Делают со мной что угодно
Я в этих руках лишь игрушка
Под покровом вашего платья
На перекрестке ваших ног
