его. Это определенно произошло до моего поступления в академию, потому что книгу я брал в городской библиотеке Ферст-Систер — оба раза. Никогда не забуду тот день, когда явился за ней в библиотеку во второй раз; прежде у меня не возникало желания перечитать книгу от начала до конца.
Мисс Фрост устремила на меня пронизывающий взгляд. На тот момент я вряд ли доходил ей до плеча. «Мисс Фрост когда-то была, что называется, „статной“», — как-то раз сказала мне тетя так, как будто даже рост и фигура мисс Фрост сделались достоянием прошлого. (Для меня она навсегда осталась статной.)
У мисс Фрост была прямая спина и широкие плечи, но мое внимание в основном привлекала ее небольшая, но красивая грудь. Заметно контрастируя с неженскими габаритами и очевидной физической силой своей обладательницы, грудь мисс Фрост производила впечатление еще растущей, но уже многообещающей груди молоденькой девушки. Я не мог понять, каким образом взрослая женщина добилась такого эффекта, но, несомненно, ее грудь занимала воображение каждого подростка, которому довелось ее увидеть, — по крайней мере, так я подумал, когда познакомился с ней — когда же это было? — в 1955 году. Вдобавок хочу вас уверить, что никогда не видел, чтобы мисс Фрост оделась вызывающе — по крайней мере, не в строгой тишине безлюдной публичной библиотеки Ферст-Систер; вне зависимости от времени суток там обычно не было ни души.
Как-то раз я услышал, как моя надменная тетя сказала (моей матери): «Мисс Фрост уже давно не подросток, чтобы носить тренировочные лифчики». Мне было тринадцать лет, и я решил, что — по мнению моей бесцеремонной тети — лифчики мисс Фрост не годятся для ее груди, или же наоборот. Глупости какие! И пока я терзался этими противоречивыми мыслями, библиотекарша продолжала сверлить меня вышеупомянутым пронзительным взглядом.
Я познакомился с ней, когда мне было тринадцать лет; в этот неловкий момент мне было уже пятнадцать, но долгий взгляд мисс Фрост обладал такой проникающей силой, что мне казалось, будто она не сводила с меня глаз все эти два года. Наконец — как вы помните, я во второй раз явился за «Большими надеждами», — она произнесла:
— Уильям, ты уже читал эту книгу.
— Да, и мне очень понравилось, — ответил я, едва не брякнув вместо этого, что мне нравится она. Она держалась со мной сдержанно и строго — и была первым человеком, неизменно называвшим меня Уильямом. Друзья и родные всегда звали меня Биллом или Билли.
