И вдруг кавалер Бералек, избранный Великим Дубом, спеша к Монтескью с жаждой борьбы в сердце, узнает, что его дело ограничится странной обязанностью -- завладеть сердцем хорошенькой женщины.
Поняв, что приказание аббата было серьезным, Ивон покачал головой.
-- Поищите в другом месте, -- сказал он, -- потому что я очень мало способен к должности, для которой годится первый встречный щеголь.
-- Почему же?
-- Потому что сердце умерло во мне в тот день, когда синие похитили у меня невесту.
-- Но тут сердцу нечего и делать, кавалер, -- возразил аббат. -- И я был бы в отчаянии, если бы вы почувствовали хоть малейшую склонность к той, с которой я поручаю вам сражаться.
-- Вы называете это сражением, аббат? -- заметил Ивон, с лица которого лукавая улыбка согнала облако, появившееся при воспоминании о невесте.
Но аббат не шутил.
-- Да, Бералек, сражаться, я настаиваю на этом слове. И, сколь бы странно все ни казалось, первому встречному щеголю, как вы советуете, никогда не дам я поручение, стоившее жизни уже троим из наших.
Ивон встрепенулся. Прелесть предстоящей опасности поманила его.
-- Эта женщина была причиной смерти троих, говорите вы? -- вскричал он.
-- Да, трех молодых, храбрых юношей, которые прежде вас попытали счастья, но исчезли без всякого следа.
-- Так вы мне предлагаете действительную опасность, а не смешную альковную интрижку? -- спросил молодой человек, уже невольно прельщенный.
-- Да, опасность, действительную опасность, которая требует в одно время осторожности, мужества и хладнокровия, чтобы избежать неведомого врага, бодрствующего рядом с этой женщиной. Потому что следует бояться если не ее, то окружающего ее тайного надзора, мотивов и агентов которого я до сих пор не мог узнать.
Уверенность в опасности поручаемого предприятия оживила рвение кавалера.
-- Э, браво, аббат! Что же вы не сказали об этом тотчас же? Если за этой женщиной скрываются мужчины, я принимаю вызов.
-- Да, серьезный вызов, дитя мое, до того серьезный, что если вы преуспеете в этом предприятии, то можете рассчитывать на блестящее будущее.
При слове "будущее" Бералек опять грустно усмехнулся:
-- О, мое будущее! -- сказал он. -- Мне нечего о нем много заботиться... оно уже обеспечено, если верить бретонской ворожее, которая предсказала мою судьбу пред отъездом моим в Париж.
-- Каково же предсказание? -- спросил с интересом Монтескью.
Молодой человек обвел пальцем вокруг шеи и прибавил спокойно:
