Толпа прелестниц ворвалась в будуар, не обращая внимания на присутствие молодого человека и продолжая осаждать сластолюбивого Директора просьбами удовлетворить их жадное любопытство.
-- Ну, полноте, виконт Баррас, бросьте вашу секретность и скажите нам, откуда у вас эта богиня красоты? -- спрашивала госпожа Талльен.
-- С Олимпа, на котором вы царствуете, красавица Венера, -- отвечал Баррас.
Светский язык описываемой эпохи при обращении с этими дамами, так мало прикрытыми одеждой, требовал употребления древних имен и названий. Если женщины не были богинями Олимпа, то обращались в Аспазий, Лаис или по меньшей мере в обольстительных афинянок.
-- Исповедуйтесь, любезный директор, вы еще успеете, пока ваша таинственная красавица танцует менуэт с Тренисом; этот бог танцев употребляет добрую четверть часа только на один свой знаменитый реверанс шляпы, -- сказала госпожа Гамелин.
-- Да, да, исповедуйтесь-ка! -- кричал хор женщин.
-- Э, дамы, -- возразил со смехом Баррас, -- она явилась ко мне в одно прекрасное утро...
-- О! Гражданин Баррас, в прекрасное утро! Откровенны ли вы? Не прекрасный ли вечер? -- лукаво поправила госпожа Шато-Рено.
-- Утром или вечером, не все ли равно? -- сказал Директор.
-- Очень даже не все равно. Определите точнее.
-- Да, точнее, точнее! -- восклицал батальон любопытных женщин.
-- Ах! Ну так был полдень.
-- А! Час вашего отдыха, это кстати... Очень хорошо! Больше мы не спрашиваем, мы узнали главное, -- сказала Леклерк.
Паулина Бонапарт, сходившая с ума от удовольствий, шума, гвалта и необыкновенной атмосферы праздника, часто убегала от своей строгой семьи и смешивалась с толпой Чудих, которые ненавидели ее и с лихвой воздавали ей за ее колкий язычок.
-- Но виконт не сказал еще, откуда у него эта красота! -- настаивала госпожа Гингерло.
Преследование возобновилось.
-- Да! да! Откуда она? -- подхватила толпа.
-- Я вам сказал: из тех же стран, откуда и все вы, mesdames, для блаженства тех, которые восхищаются вами... с неба, -- возразил галантный, но скромный Баррас.
-- Откуда бы она ни была, она чрезвычайно красива, -- заметила госпожа Рекамье.
-- Да, у нее длинные великолепные волосы, которые ей гораздо больше к лицу, чем эти ужасные модные сосиски, -- просвистала Паулина Бонапарте, которая, сохранив свою длинную прическу, намекала на завитки "a la tirebouchon" госпожи Талльен, красоте которой она завидовала.
В ответ на нелестное сравнение своих кудрей с сосисками госпожа Талльен кротко возразила:
