- Я не могу! - Сёрен изо всех сил отпихивалась от чашки с медом и молоком.
- Пей, силой волью, - рявкнул Ястреб. - Лэти, Сольвега...
Сольвега вытерла липкие губы.
- Вверх это не пойдет. Только я все равно не знаю.
- Юрий, купи еще молока. Да через окно! И назад не через дом, лестницу приставь.
Ястреб посмотрел, благополучно ли спрыгнул внук, и повернулся к остальным.
- Так и будем жить, - Савва откинулся, вливая в себя последние капли из кувшина, дернулся кадык. - На приставной лестнице. А внизу...
- Что внизу?
- Это будет лежать, - сказал Савва с безмерной покорностью судьбе.
Золотые точки роились над ракитовым кустом: словно комарики-толкунчики или блики на воде. Если не считать, что воды никакой не было. Было полуденное солнце, резкий до нестерпимости запах яблок и капли, тяжело опадающие с узких серебристых листьев. Старая верба давала широкую тень, в тени лежало теплое еще кострище и спала государыня. Сашка сгреб угли и поставил кувшин с вываренной в молоке крапивой на теплую золу, чтобы дать сразу, как проснется. Государыня не могла есть - сразу выворачивало наизнанку, и с утра тоже. Сашке не хотелось думать о причинах этого. Он бездумно глядел на запыленные, мокрые от пота бинты на ее лице, отгонял веточкой мух. Время тянулось. Давно уже кто-нибудь должен был появиться: или Ястреб, или хотя бы Сольвега. Искорки мельтешили перед глазами.
Сашка сперва подумал, что спит. Запах этот приходил во сне - когда он перебирал древние, переплетенные покоробленной кожей книги. Всегда один и тот же, но наяву Сашка никогда не мог понять, на что этот запах похож. Приходило на ум словечко "тлен". Сашка знал, как пахнут разлагающиеся тела, знал сладковатый гнилостный дух крови, но это... это было совсем другое, запах непредставимой, но близкой опасности. Он вскочил. И тут же рука государыни обручем сдавила его запястье. Она стояла твердо, слегка согнув ноги, и обнаженный клинок целил в золотое облако "ворот".
- Нарежь осиновых веретен, - напряженным голосом велела она.
Сашка кинулся в лес.
Он не знал, сколько времени отняла работа, но каким-то чудом не порезал пальцы, вернулся с охапкой недлинных колышков, заостренных с обоих концов.
- За мной. Делай, что скажу. Тут же.
Он кивнул.
Они шагнули в колючее сияние, искры окатили их, омыли с головы до пят, а потом стало темно и странный запах сделался нестерпимым.
В тесную прихожую сквозь щели ставен сеялись солнечные лучи, освещали низ лестницы и скорченное рядом детское тело. А над ним висел, трепеща и дергаясь, паутинный сгусток сумерек, прибитый к полу ножом. На ноже волшебными светом сияла сделанная из самоцветов звезда. Государыня скатилась по лестнице, спрыгнув с последнего пролета. Сашка едва поспевал за ней. Клинком подцепила государыня цепь, и камень вознесся, описав дугу, уходя в сторону входной, должно быть, двери. Серое крыло дернулось за ним, словно выдираясь из ребенка, тянулось за звездой - и не доставало. Государыня вырвала из-за пояса и метнула несколько веретен, приколачивая к полу мутное полотнище.
