А ведь в ту пору если девушка тебе давала вот так, с восторгом и ни за что, это действительно много значило. Душу значило. Подарок значило. Не то что нынче, в эпоху контрацепции, пренатального скрининга, равноправия гендерных ориентаций и доступной с детства сети, раздувшейся от порнухи. Нынче будто ссудили друг другу крупные суммы и теперь ожидают с процентами, и счетчик уже включен. Или самоутвердились каждый за счет другого. Или весело и полезно для здоровья немножко сыграли во что-то вроде пинг-понга, с шутками и прибаутками.
Впрочем, когда тебе в последний раз давала девушка, старый ты хрыч?
Ничего. Прорвемся...
Ни одного имени уже не помню. Как распирало от самодовольства, помню, как мнил, что по моим талантам мне так и положено, помню... помню топ-топ-топ босыми пяточками по полу: ты кофе сладкий пьешь или без сахара? А вот имен их...
Все они давно умерли.
Ну и что? Они не заслужили, а я заслужил.
Потому что я — носитель культуры.
Да, поначалу просто хихикали. Дальше — больше.
В этой стране не осталось нормальных людей, потому что выжить могли только стукачи да вертухаи.
Откуда тогда мы взялись, такие замечательные?
Неважно. Даже в голову не приходило об этом задуматься. Красиво же сказано.
В России одна половина сидела, другая охраняла.
Кто тогда воевал? Кто конструировал, кто строил?
А известно кто. Штрафбаты, шарашки и зэки, и весь сказ.
И пошло-поехало... Международные премии за гражданское мужество и широту мышления, гранты от фондов распространения и поддержки демократии...
Мелодично сыграл свои простенькие ноты визит-контроль. Медовый голос консьержа произнес из-под потолка:
— К вам гость.
Наконец-то.
— Впустить, — сказал я.
Кресла я расставил заранее, одно напротив другого. Сел поудобнее. Начал улыбаться.
Все равно болит.
Он вошел. Тоже с приветливой улыбкой. Я гостеприимно встал и сделал шаг ему навстречу.
Мы пожали друг другу руки.
Давненько не виделись...
— Давненько не виделись, — сказал я, жестом предлагая ему сесть. Он уселся, закинул ногу на ногу.
— Мы стараемся пореже вас беспокоить, — сказал он.
Ой, не лги царю. Прошлое тонет все глубже, и нужда во мне возникает все реже. Чтобы этого не понимать, надо быть круглым идиотом, а я не идиот.
— Кофе? — спросил я.
— Не откажусь.
— Коньяк?
— Я за рулем.
— Без шофера? С чего вдруг?
— Иногда приятно самому.
Время неотесанных бесцеремонных братков давно миновало. Гость мог бы сойти за университетского декана. За директора театра.
