Новых милостей эмира Вамбери ждать не стал. Через несколько дней, в слезах простившись со своими спутниками по трудному путешествию, он покинул Самарканд. Несколько раз он оборачивался назад, пока не скрылись из глаз голубые купола старых мечетей и мавзолеев, тускло озаренные восходившей луной.
Теперь путь его шел на юг, в Афганистан. Опять пыль многих дорог шелестела под ногами, звенели колокольчики верблюдов, завывали вокруг дервиши. Вамбери видел веселые, полные птичьих голосов сады Карши, хлопковые поля, горные луга.
Впереди каравана ехал чернобородый веселый узбек. Он оставил дома молодую жену и поэтому все время пел тоскующие любовные песни:
Вдали от дорогой сердце подобно стране без владыки.
А страна без владыки — как тело без души…
Что пользы в теле без души, о мусульманин?
Оно подобно черной земле без душистых роз…
Они ехали час и другой, а он все выводил тонким, рыдающим голосом:
Черная земля без душистых роз — как темная ночь без лучистой луны…
Темная ночь без лучистой луны похожа на мрак, в котором нет никакого источника жизни…
Песня, казалось, не имела конца. И такой же бесконечной была дорога, по которой шел караван.
Города вставали перед ними в облаках пыли, как призрачные видения, и оставались позади. Сегодня Вамбери купался в ледяной быстрине Мургаба, а через два дня радовался, встретив после долгого перехода колодец с лужицей соленой воды на дне.
Он благословлял встречных и принимал от них подаяния. Его палило солнце, но Вамбери не унывал: все ближе был конец пути, все ближе становилась родина.
Он рано начал радоваться. В одну из ночей чуть не прервался навсегда его трудный путь.
Караван остановился на ночлег возле каких то развалин. Усталый ученый, забыв об осторожности, лег возле полуразрушенной, еще теплой от дневного зноя стены.
Проснулся он глубокой ночью от дикой боли в ноге. Казалось, в нее впилась целая сотня ядовитых иголок. Боль была так сильна, что Вамбери закричал.
На крик подбежал старый туркмен, спавший неподалеку.
— Бедный хаджа, — пробормотал он, качая головой. — Тебя укусил скорпион. А они особенно ядовиты в здешних проклятых местах да еще в жаркие дни сартана (Сартан — август).
Старик туго перевязал укушенную ногу шнурком и начал высасывать яд из раны. Когда он устал, его сменил другой сердобольный дервиш. Потом на рану наложили две повязки, и старик сказал философски:
