Новая кофейная книга | страница 58
Так как у тебя нет прямой цели – ты не сообщишь о своем нахождении – но у тебя есть риски столкнуться с референтом, ты испытываешь тревогу. Она отлита в венах, а еще похожа на чувство тревожного звонка, которое бывает, когда тебя лайкает модный столичный интеллектуал. Например, тебе следует подумать о следующих важных вещах:
а) где опубликовать несколько своих текстов – «античный миф как аллюзия ржавеющей речи нового средневековья», «между рессентиментом и абьюзом, лайф ин модерн (Путинс) Раша», «дискурсивная практика профеминисткого письма» – потому что их существование может обеспечить витальный надлом в атмосфере, в том числе количеством просмотров, и ростом твоих социальных акций – там, где между волнами забывается болезненная робость затравленного ребенка, грязная трава сворачивается в 14 тысяч знаков (без пробелом) эссе «поэтика **** как устойчивый конструкт консервативного консенсуса», которое ты хочешь опубликовать на Colta.ru, потому что в возможности публикации – в респектабельном пересечении – ты сможешь забыть болезненный озноб и гнойное вращение твоего диагноза в 15, который чуть позже срастается с тем, что тебе ломают нос за то, что ты влюблен в мужчину, а еще чуть позже – из-за «сложного химического чувства» ты встречаешь начало ночи в 102 километрах от дома. Отодвигая эгрегоры, ты снова в перепаханной правде, что папа не приедет на выходные, а потом – он просто больше не приедет. Никогда, но ты можешь ему позвонить. Если захочешь. Входящих не будет.
б) как избежать дальнейшего столкновения с Р., которая напряжена твоей бесконечной болтовней о нем и которая – ты точно знаешь – испытывает к тебе – отражающая поверхность – аналоги твоих желаний. (Возможное столкновение с глубиной его венозной крови, незнании не только экспозиции, но – в общем-то если посмотреть напрямую – даже биографии, кроме оборванного шлейфа несколько следов детских ран на его запястьях, а также слов, которые – вообще-то – могут оказаться неправдой).
в) как принудить себя к письму, слова не только не освобождены, но тебе даже приятно их заточение – ты бы хотел пыточный аппарат своего письма пропустить через волокна своего переживания (которое – несвобода высказывания), чтобы они сплетались друг с другом, как волокна черепа образуют подобие цитадели, как плесень пробирается вверх от одышливого дыхания твоего детского пса, который превратился в полосы шерсти на бампере шестерки, и от жаркого поля, когда твой отец перепутал дорогу, и ты впервые увидел майских жуков – огромное количество майских жуков, летающих над полем, пока магнитола твоего отца продолжала накручивать круги первого альбома Земфиры.