Воровская романтика ни минуты меня не прельщала. На любой зоне есть люди, делающие татуировки за чай. И некоторые из зеков, особенно деревенские, заказывали себе наколки: «Не забуду мать родную» и тому подобные фразы. Все зависит от уровня развития. Сколько я ни сидел с образованными людьми, например директорами магазинов, ни один из них наколок не делал. И мне даже в голову не приходило. Я ведь уже не пацан, а взрослый человек.
По моим наблюдениям, по первой ходке сидели в основном обычные люди. В Советском Союзе приходилось выживать. Если ты недоволен своей зарплатой, хочешь жить получше, надо что-то придумывать. Люди придумывали – их сажали.
Многое из того, чем они занимались, теперь называется предпринимательством, а раньше считалось хищением социалистической собственности.
Вот вам одна из причин развала той системы: уравниловка, когда все получали одинаковые зарплаты, приводила к тому, что люди работали плохо. Какой смысл надрываться, если зарплата у всех одинаковая? А проявления предприимчивости считались противозаконными.
На зоне с нами регулярно проводили политическую работу. Командир отряда читал лекцию о том, что надо становиться на путь исправления. Никто с ним не спорил. Иногда затевали какие-то исторические разговоры, например про Петра Первого, а вот антиправительственные беседы вести в те времена не следовало.
Чтобы разнообразить жизнь на зоне, я поступил там в школу и окончил 10‑й класс, хотя, конечно, этого не требовалось, так как у меня за плечами остались и школа, и медицинский институт. Но никто не препятствовал, хочешь в школу – иди. Там со мной занимались преподаватели, и весь вечер я был почти свободен. Сидишь читаешь в светлом, чистом помещении, а не в отряде, где 30–40 человек.
Из зоны меня перевели «на химию». Так называется облегченный режим отбывания наказания. На первом этапе химии ты живешь в общежитии в комнате по два-три человека. Допустим, в восемь утра уходишь на работу на Липецкий тракторный завод. Потом приходишь и отмечаешься в общежитии у милиционера. Можешь отпроситься у него погулять, и милиционер решает, отпускать или нет.
А на втором этапе химии я уже снял квартиру, но продолжал отмечаться в общежитии. Квартиру я арендовал у деда – бывшего кулака, и мне там приглянулась одна цыганка – крупная, красивая баба. У тамошних женщин выбор маленький: на заводе пьяницы одни, а раз пьяница, значит, импотент.
Мы с этой цыганкой стали встречаться. Деду, крепкому мужику лет шестидесяти, она тоже приглянулась. Однажды цыганка вышла в туалет на улицу, и он полез к ней целоваться. Уговаривал: зачем тебе с зеком общаться, у меня дом свой, давай вместе жить.
