— Я здесь останусь — наконец решил он — Что я вам — маленький?
— Молодец — сказал отец.
Когда родители пошли к себе, Степан оделся и вылез в окно. На всякий случай он захватил с собой старый фонарик и деревянную шпагу, которой фехтовал с Василем во время игры в трех мушкетеров.
Хата бабы Марии стояла в глубине двора, за высокими и густыми кустами сирени. Степан на цыпочках прокрался к окнам и затаился.
Вокруг стояла глубокая тишина. Даже неутомимые собаки — и те смолкли. Между жидких тучек медленно плыл полнолицый месяц, и его серебристый свет затапливал сонные Горобцы мерцающим сиянием.
И в этой тишине до Степана донесся жалобный голос Тани:
— Никак не засну, бабушка. Такая духота!
— Нет никакой духоты — сонным голосом возразила баба Мария — это тебе после улицы так кажется. Лучше думай о чем-то приятном — и сразу заснешь.
— Я уже думала — сказала Таня еще жалобней — но ничего не выходит. Расскажи какую-то историю, а, бабушка?
Степан едва не затанцевал от радости. Ему хотелось закричать на все Горобцы: «Таня жива! Ура Тане»! Но под ногой неожиданно треснула ветка, и он испугано замер. Не хватало, чтобы его увидели под окном. Да еще ночью! Да еще под девчачьим! Какой бы это был стыд!
К счастью, никто на треск не обратил никакого внимания. Баба Мария вернулась на другую сторону, зевнула и спросила:
— О чем же тебе рассказать?
— Ну, какие у тебя были бабушка и дедушка. А может, еще кого-то вспомнишь.
— Да я уже рассказывала тебе о них.
— Ну и что с того? У нас в школе сейчас все интересуются, у кого были какие дед и баба… ну, предками они называются. Ну, бабушка, пожалуйста!
— Да что о них рассказывать — неохотно начала баба Мария — жили, как все, работали, как все. Разве что моей двоюродной тетке Катерине не посчастливилось.
— Это которая на карточке у окна? — спросила Таня.
— Ага. Ладно, слушай. Росла эта Катя тихим и послушным ребенком. Но себе на горе родилась она некрасивой с лица и еще хуже — болезненной. А в те времена больному и некрасивому лучше и на свет не появляться. Хлеб тогда, внучка, ой как трудно доставался! Потому что каждый больной ребенок был лишним грузом в семье. Вот и упрекали Катрусю на каждом шагу, упрекали, кому не лень. А однажды отец взял ее с собой на ярмарку горшки продавать. Он гончаром был. Вот ехали они, ехали, и захотелось отцу поспать. Дал он Кате в руки вожжи и приказал править кобылкой. А здесь, на беду, колесо взяло, да и отвалилось как раз на кладке через болото. Горшочки плюх-плюх, да и нет, сам отец лишь чудом удержался на телеге. Ох и разгневался же он за то колесо на Катю! Отхлестал дочку вожжами и прогнал прочь. Иди, говорит, куда хочешь, а домой не возвращайся! Чтобы я тебя, говорит, больше не видел! Позже, конечно, схватился за голову и кинулся ее искать по всем усюдам. Но разве можно было найти кого-то в те времена? У нас вокруг были сплошные болота и леса. Так и пропала горемычная Катя. Видимо трясина засосала или в водоворот кинулась. А может, дикий зверь разорвал.
