Неожиданно Шурхотун смолк и начал тереть виски ладонями.
— Я же не об этом собирался сказать — растерянно забормотал он — Охо-хо, уже не память у меня, а настоящее решето! Так что же я собирался спросить?
— Не знаю — ответил Степан — Вот ты мне лучше скажи, отчего это я тебя ни разу не видел?
— Так уж заведено — объяснил Шурхотун — Мы, домовые, скромный народ. Мы не любим привлекать к себе внимание.
— А почему же тогда ты показался сейчас?
— А я и не показывался. Это у тебя глаза стали другими. Наверное, ты пил зелье Ядвиги Олизаровны. И не раз. Не так ли?
— Да — согласился Степан.
— Вот видишь. А кто его пил хотя бы дважды… Ага, вот о чем я хотел спросить! Скажи, пожалуйста, как это тебе удалось отпроситься домой?
— А я не отпрашивался — сказал Степан — просто Аристарх послал меня за молоком и бутербродами.
Шурхотун отшатнулся.
— Как Аристарх? — прошептал он — А Ядвига Олизаровна? Разве не она отпустила тебя?
— Нет. Она, видимо, и не догадывается, где я.
Шурхотун сжал свои ладошки так, что аж косточки затрещали.
— Вон оно что. Скажи, пожалуйста, а какой ты ее сейчас представляешь? Она плохая, да? Зла, кровожадная?
— Напротив! — воскликнул Степан — Она хорошая и добрая. Она заботлива. И Аристарх также.
— Ты сам так считаешь?
— Конечно, сам!
— Не спеши, Степанчик — попросил Шурхотун — прислушайся к себе, может, тебе кто-то другой это подсказывает?
Степан смолк.
— Кажется, сам — сказал он через минуту — и разве еще вот тут — он положил ладонь себе на грудь — будто кто-то сидит и нашептывает: «Она добрая, добрая».
Из уст Шурхотуна раздался стон.
— Плохи твои дела — с болью вымолвил он — ты даже не представляешь, как плохи твои дела!
— Почему плохи?
— Потому, что ты уже не совсем человек.
— Я? Не человек? — пораженно переспросил Степан.
— Да, Степанчик — грустно вздохнул Шурхотун — Они уже начали командовать тобой, понимаешь? Они заставляют тебя мыслить и говорить так, как им выгодно. Не сегодня-завтра ты будешь делать все, что они только прикажут. Ой, Степанчик, как же нам теперь быть? И страшнее всего то, что тебе уже никто не поможет. Даже отец не поможет. Разве что…
И Шурхотун надолго смолк.
— Ладно — сказал он наконец — так тому и быть. Я уже пожил на этом свете более, чем достаточно. А ну, дитятко мое, наклонись ближе!
— Зачем?
— Так надо. Ниже, ниже наклони голову. Вот так. И глаза закрой.
Домовой забубнил что-то непонятное. Тогда нажал на веки Степана пальчиками, провел по вискам.
— Теперь можешь открыть глаза — позволил он — Ну так как — вспомнил, что с тобой произошло?
