В ответ разнобой выкриков:
— Не верьте, товарищи!.. Кончай бузить, ребята!.. Бейте жандарма!.. Заманивает, сволочь!.. Пошли построимся!.. Не верьте!..
Толпу затянуло в водоворот раскола, и красные банты вновь открыли огонь. Дымников увидел, что Кирпичников целится в полковника, но Кутепов мгновенно спрыгнул со своей импровизированной трибуны и уже лежал на земле, стреляя в толпу из револьвера.
Как в 1914-м, в Галиции, мир для поручика распался, разорванный выстрелами. Он, Леонтий Дымников, оказался на краю пропасти, надо было не медля, не раздумывая, подчиняясь звериному инстинкту, спасаться, укрываться и в то же время заставлять себя притворяться бесстрашным, словно змею в руке придавить само желание бежать. Он полз к афишной тумбе, оглядываясь на полковника, который уже расстрелял барабан и спокойно-сосредоточенно заряжал револьвер новыми патронами. Может быть, он не притворяется, а впрямь не боится?
На мостовой лежал унтер-преображенец, который недавно объяснял причины бунта. Он монотонно кричал, подвывая, держась за живот, сгибаясь в клубок и вновь разгибаясь. Дымников обошёл унтера и лужицу крови, стекающую в выемки между булыжниками. За тумбой, куда он добрался, прятались несколько солдат. «Прицельный огонь по предателям! патронов не жалеть!» — услышали они крик полковника, заглушивший стоны раненых, послушно заняли положение «стрельба лежа» и начали прицеливаться и стрелять. Дымников достал свой револьвер и стрелял, не особенно стараясь в кого-нибудь попасть, в сторону пожара. Там ползали и кричали, перебегали, некоторые лежали неподвижно, будто кто-то разбросал шинели по проспекту.
Поручик не мог сказать, сколько времени продолжалась эта страшная перестрелка, но ещё не стемнело, когда бунтующая толпа рассеялась. Кутепов приказал подобрать раненых и отправить их в госпиталь, убитых снести во двор. К нему подбежал какой-то штабс-капитан без фуражки, с оторванным погоном и что-то нервно говорил. Солдаты-семёновцы громко обсуждали тяжёлые ранения двух своих прапорщиков. Дымников счищал грязь с шинели и её мог избавиться от чувства обречённости. От карательного отряда осталось человек тридцать. Остальные не погибли, не ранены — они просто исчезли. Солдаты, носившие раненых, не возвращались. Что-то должно было произойди. и произошло.
Из-за угла, со стороны Сергиевского собора, появилась Труппа людей в шинелях. Впереди шёл офицер с красным бантом на груди. Шагов за пятьдесят он приветственно замахал рукой и закричал:
