На развилке дорог — одна вела на Новочеркасск, другая на Миллерово — Ванька Шандыба вспомнил, как вёз полковника Краснова на станцию, усадил в вагон, сам заночевал у товарища...
О рыси перевели коней на шаг. Сёмка Стрыгин голосисто завёл:
По ком дева плачет,
По ком дева плачет...
И два десятка глоток дружно подхватили:
Шандыба Варьку голенастую вспомнил. Ну она-то по Ивану не заплачет и слёзы не будет лить. Однако Шандыбу это не слишком и взволновало. За время службы ещё не одну Варьку встретит. А возвернётся на хутор и коли Варьку ещё не засватают, попросит отца пойти за сватами, поклониться Кондрату...
Намедни проходила Варька мимо их куреня, в церковь к вечерне шла, так на Ваньку и взгляда не кинула. Шандыба хотел окликнуть её, да раздумал — чего до поры гутарить: ишь, заносится.
И снова вспомнил полковника, которого в Миллерово подвозил. Сказывали, на Восток уехал. Небось, до генерала уже выслужился. Ванька немыслимое придумал: вот бы воротился он, Шандыба, со службы на хутор с погонами полковника, грудь в орденах, как у того Краснова. Что хутором — всем вёшенским людом встречали бы. Сам станичный атаман перед ним вьюном вертелся бы. А он, Шандыба, мимо Варьки идёт, в её сторону не глядит...
Не успел Иван помечтать, насладиться несбыточным, как урядник команду подал:
— По-овод!
Качнулись пики, кони в рысь взяли. Зацокали копыта по высохшей земле, заклубилась пыль. Оглянулся Шандыба: уже не только Вёшек, но и Дона не видать.
* * *
В Новочеркасск прибыли верхнедонцы с Вёшенской, с хуторов: пополнение в 9-й и 10-й казачьи полки. Распределялись по вагонам, занимали наспех сколоченные дощатые нары. По сходням заводили в вагоны-пульманы коней, грузили тюки сена, брички на платформы, закладывали в ясли корма. Дневальные поругивались, осаживали неспокойных коней.
Шандыбе с вёшенцами достался хвостовой вагон.
— Братцы, — заметил Сёмка Стрыгин, — хучь бы не потеряли нас дорогой.
— Ничего, подберут! — ответили весело.
Вдоль состава, постукивая молоточком по колёсам, шагал осмотрщик, открывал крышки букс, оглядывал смазку.
Шандыба, стоя у распахнутых дверей вагона, спросил:
— А скажи, господин хороший, до самого Замостья нас повезут?
Осмотрщик оставил вопрос без ответа. Сёмка Стрыгин полюбопытствовал:
— Скоро тронемся?
— Когда время подойдёт, так и поедешь.
— Суровый ты человек, господин хороший, — заметил Шандыба.
Весь день казаки томились в теплушках. Только в полночь эшелону дали отправление.
