— Господин поручик, ваш дозор должен быть ещё час назад на месте. Поторопите своих людей...
— Нет топлива для кухни? Вырубите кусты в лощине, где ручей протекает, — вот вам и дрова, хоть и худые, но жар дадут...
— Растаскивайте скирды гаоляна на подстилки. Если китайцы будут возмущаться — отправляйте их ко мне...
— Фельдфебеля с солдатами в тыл, получите ещё патронов про запас...
Осмотрев позицию, полковник Юденич слез с коня у приземистой фанзы, занятой под полковой штаб. Денщик из старослужащих поднёс Николаю Николаевичу эмалированную кружку с горячим чаем:
— Ваше благородие, чай сегодня с клюковкой.
— Где клюковку-то ты раздобыл в Маньчжурии, служивый? Это же наша, северная ягода.
— Сегодня привезли с обозом из Мукдена. Вместе с чаем сушёная ягода в пачках запечатана...
Чай с клюквенным экстрактом мало чем напоминал настоящий чай. Но Юденич знал истинную цену этому фронтовому напитку, который прочно вошёл в быт русской армии. Приказ о строжайшем запрещении пить сырую воду спас в Маньчжурии русскую армию от самого страшного бича всех больших прошлых войн — тифа, «чёрной болезни», которая косила людей лучше, чем пули и снаряды. Поэтому в походных госпиталях впервые раненых оказалось больше, чем тяжелобольных.
Опустошив кружку с кисловатой бурдой, своим видом мало напоминавшей чай, и похвалив напиток, полковник Юденич поговорил с всезнающим денщиком:
— Что доставили с обозом — сухари или муку?
— Опять муку. Наша — ржаная.
— В чём привезли?
— В кулях. Сухая мука, не подмоченная.
— Понятно. Значит, дивизия снова переложила свои заботы на полковых хлебопёков. А дрова где взять? Опять печи класть придётся.
— На дрова можно разобрать скотные дворы и свинарники у деревенских. Они дерево сухое в глину вмазывают для крепости. Лучше таких дров нам здесь не сыскать ничего.
— Можно-то можно. Тогда опять придут китайцы в слезах, просить будут не разорять их деревню.
— Мы и так не японцы. Те китайцев ни о чём не спрашивают. Сразу рубят головы нетчикам — вот и весь сказ им.
— То самураи, а не мы. Нам, православным, так поступать уставом и присягой не велено...
Через двое суток командир 18-го стрелкового доложил в штаб дивизии о том, что его полк обустроил позиции, пополнил запасы провианта и патронов. В донесении Николай Николаевич высказал опасение, что не видит перед собой русской конной разведки.
Из дивизионного штаба успокоительно ответили, что генерал Бильдерлинг готовится послать к реке Ляохэ несколько конно-охотничьих команд для ведения разведки, так что незамеченными японцы на фланге появиться не смогут.
