- С возвращеньицем, - повторил он предыдущий тост.
- Дерзать надо, Мотя. Дерзать, - говорил Антон, налегая на курицу. - Жил - дрожал, умирал - дрожал, на кой же хрен тебя Бог рожал?
- Да...Если бы трезвость посмела, если б нетрезвость могла, - сказал Мотнев. Граммы, помноженные на градусы, делали его речь всё менее внятной. - А я уж думал, вышел ты к финишу, занял там теплое место и для меня. Я и телеграмму дяде твоему отбил. Но он не успел, видимо.
- Дяде? Да, развеселое воскресеньице. А туда, Мотя, даже самый последний успеет. А хорошо смеется тот, кто умирает последний.
Дом напротив проснулся, открыл глаза. Час уже был шестой, светало. Солнце, взломав темницу, взбиралось на горизонт.
- Так что ты про телеграмму? - спросил Антон.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Телеграмма, полученная мной суток трое назад, привела бы в восторг филологию. Семиотика вкупе с семантикой долго грызли бы карандаши, добиваясь ясности. Телеграмма ввергала в скорбь, будила воображение, в тупик ставила и меня, и всех, кому я ее показал. Но только не телеграфистку города Съёмска, которая приняла подписанный неким Мотнёвым бланк. Впрочем, если оплачено, почему б и не принять, пожав плечами для очистки совести.
'Умер в запое запое запое племянник Антон рукав отхватили покойники нах паяльник находится зпт в тумбочке им ими и пытан тчк король не узнал на монете свой профиль чеканщик казнен тчк с вас 400 ибо доски мои за гроб по гроб жизни Мотнев'
Тройной запой указывал на продолжительность мероприятия и, как хотите, звучал, словно запев. Или бодрый рефрен, отчего и глаголу умер как-то не верилось. Фраза про короля явно выхвачена из другого текста и с паяльниками и покойниками не сочеталась смыслом никак.
Странно, как вообще телеграмма меня нашла в столь краткие сроки, ибо в адресе значилось некое Тамбовское обло, хотя город был вписан относительно верно: На-Дону-Ростов. Однако вместо Геннадия, каковым я считался с рожденья, адресовано было Евгению. Возможно, одну в Тамбов отправили, применив к подателю, по гроб жизни Мотневу, специальный тариф. Фамилия, впрочем, была моя, то есть Петров, но в Ростове вкупе с Тамбовом - сколько таких?
И вот - рыжий пес бежал краем платформы, поезд же замедлял ход. Я хмуро оценил движение вагона относительно пса и относительно берега, на который через минуту мне предстояло сойти. Склонность моя к наблюдательности, привычка выводить умозаключения из незначительных фактов зачастую удручают меня. Насколько всё относительно в этом мире, размышлял я. А ещё и встречающие сновали - относительно перрона, меня и друг друга. С крон, словно с трона, турнуло стаю ворон, демонический вид которых нагонял уныние. Как хаотично всё. Что ни возьми за точку отсчета в своем движении по миру, все равно окажешься в дураках.
